Другая белая. Ирина Аллен

своего буйного кота – борца за свободу до последней капли её и мужа крови (хорошо хоть, ребят не царапал, может быть, потому, что они его избегали, а тот из гордости не навязывался) – и вздохнула про себя: «Даже коты у них ненатуральные. Может, какой специальной пищей кормлены? И кастрирован он, бедный, конечно…» Дистанция между «жизнью нормальной», в представлении Марины, и жизнью, только что увиденной, была так велика, что, сев в машину, она автоматически перешла на русский язык: «её» голландцы на фоне своих друзей – были уже вполне «своими». Поговорила пару минут, удивилась отсутствию реакции, оглянулась и всё поняла. Рассмеялись. Хенк сказал: «Марина, мы просто наслаждались звучанием русской речи». Тягостное чувство, которое не отпускало в гостях (почему это так её задело – не знала), прошло.

      Всю неделю путешествовали по восточной части страны. Марину удивило, что здесь не было городов: дороги, поля и маленькие деревеньки. В воздухе стоял густой запах навоза. Её друзьям это «благоухание» было по душе: запах достатка, запах будущего хорошего урожая. А люди где? Где все четырнадцать миллионов голландцев? Огромное зелёное поле – и только один маленький трактор тарахтит где-то вдалеке. Люди, конечно, в основном в городах. Её знакомые жили в «селениях» и этим были счастливы. Заезжать в города не любили: надо знать дорогу, да и парковаться негде.

      Однажды заехали в самую чащу леса и остановились у длинного двухэтажного дома, который напоминал скорее огромный – с небольшими окошками под самой крышей – амбар, чем дом… и был в своей прошлой жизни триста лет назад. Как оказалось, здесь жила сестра Хенка. Она лежала в больнице после тяжёлой операции, дома ждала свекровь и двое детей-дошкольников. Сестра Хенка с мужем купили и превратили полуразрушенное строение в дом-ферму. Марина сразу же унюхала, что этот «амбар» полон сюрпризов. Справа от просторного высокого холла с огромным резным сундуком, как минимум ровесником самого «амбара», была ферма. Там что-то ржало и мычало, пахло навозом. Огромные из кованого железа ворота (крепость можно ими закрывать!) вели в жилую часть дома. Открывать ворота, к счастью, не пришлось – рядом была обычная дверь. Вошли – зал с потолком не меньше пяти метров и очагом почти во всю стену. Перед очагом – чёрно-белые плитки, синие дельфтские плитки – по краям. Куда ни посмотришь – старинный металл: чаши, кувшины, даже тазы. Бронзовая люстра поблёскивала позолотой на потолке. Целая стена из тёмного железа… Так это же те самые ворота с обратной стороны – с засовами, висячими замками! Старинный восточный ковёр перед огромными окнами напротив камина. Молодая ещё бабушка по имени Елена (Хенк успел шепнуть, что его сестра на десять лет старше мужа) в длинном платье и фартуке. Просто Вермеер и иже с ними. Марина сказала об этом Ине. Та воскликнула:

      – Как жаль, что Анны-Марии нет с нами! Она была бы очень рада это слышать – этого впечатления она и добивалась. Если бы вы видели, какие руины они с Петером купили!

      Пили чай, потом повели детей наверх