Солнце заходит на Востоке. Алексей Сидоренко

и пассажирским сиденьем. Дезир раскрутил ключ, двигатель издал тихий шипящий звук, Виктор включил первую передачу, и карета тронулась.

      За восемь минут до ранее оговоренного времени Виктор Дезир прибыл к дому своей невесты. Но ждать не пришлось и двух минут, как тут же вся семья Галье – мать, отец и дочь – стояла у машины.

      Невесту Виктора звали Мария Галье – миловидная, нежная барышня двадцати двух лет от роду, на лицо была проста, но хороша (красоты была не аристократической, а скорее крестьянской); невысокая, с пшеничного цвета волосами; состояла певицей (преимущественно второго плана) при театре на Барбарис-Сали. С Виктором ее свел отец, который и сам был влюблен в него не меньше дочери, но любовь эта была одним лишь трепетом перед фигурой богатого, стремительно развивающегося художника.

      Сам же отец, звали его Ромуа (что на фарманский манер – Ромак) Галье (урожденный Сосновик), познакомился с Виктором в театре, где Ромуа с женой служили костюмерами-декораторами, когда Дезир начал водить дружбу с художественным руководителем театра Гердом Штуром. Галье некоторое время рвался познакомиться с Дезиром – «своим любимейшим писателем», после был представлен, а буквально через несколько недель свел Виктора со своей дочерью, поскольку знал, что сам по себе он для «своего любимого писателя» интереса не представляет. Но, по правде говоря, именно Ромуа Галье подтолкнул Дезира к режиссуре. Сам он был человеком низкорослым, обрюзгшим, в некоторой степени неприятным; с круглым лицом и крючковатым носом. Происхождения своего очень стыдился и усиленно выдавал себя за фарманца, но был чистокровным родловцем (народ с крайнего запада материка). Фамилию же Галье взял у жены (чистокровной фарманки), а до этого несколькими годами ранее навсегда положил стать истым фарманцем. Но как он ни старался, а избавиться от западного акцента не мог. Также и в Фарманском Королевстве успехов ему добиться не удалось; сам он хоть и имел некоторый, весьма приличный капитал, а жил почти приживальщиком при доме своей жены. После пяти бесполезно потраченных лет Ромуа взял жену, малютку-дочь и переехал в Алийскую Империю, где дал себе слово, что выбьется в «высший свет», а иначе: «деньги моим девочкам, а сам – в петлю». И отчасти план он свой осуществил: усиленно играл фарманца, изображал акцент так, что бывало доходило до карикатуры, не жалел ни себя, ни жену, обивая пороги театров, опер, трактиров и даже цирков, и в итоге дорвался до места декоратора в театре на Норской (все здесь же, в Садд-Скалади), а через пару лет, совместно с женой, оккупировал закулисье театра на Барбарис-Сали.

      Мать семейства, Фенедикта, была женщиной строгой, немногословной, расчетливой. Высокой, сухой, но очень красивой. В молодости могла бы и без намерения затемнить собственную дочь. Была из семьи одного разорившегося дворянина, которому однажды предложили выдать Фенедикту за «человека надежного и состоятельного» (это при том, что Ромак до последней капли сидел на шее семьи Галье), и тот не смог отказать. Фенедикта была умна и слишком