Басилевс. Виталий Гладкий

холощеного недомерка в перистиль, – мимоходом бросил своему подчиненному.

      Разбуженные необычным в такой поздний час шумом, из комнат выскакивали полураздетые женщины. Одна из них, при виде грозных лиц вооруженных до зубов галлов, упала в обморок; кто-то взвизгнул, некоторые с испугу плакали.

      Не обращая внимания на женщин и предоставив обыскивать их комнаты своим галлам, Арторикс постучал в дверь гинекея царицы. Лаодика на стук вышла сразу, будто давно и с нетерпением ждала кого-то. Арторикс про себя подивился – царица еще не облачилась в ночные одежды, хотя обычно ложилась спать рано.

      – Арторикс? – смятение и, как почему-то показалось галлу, страх звучали в ее голосе.

      Царица была бледна и не очень твердо держалась на ногах.

      – Как ты посмел! Сюда… Прочь! Немедленно!

      – Прости мою вынужденную дерзость, царица, – поклонился галл. – Меня привел долг, – он твердо посмотрел прямо в лихорадочно блестевшие глаза Лаодики. – Покушение на жизнь твоего мужа, великого и мудрого владыки Понта.

      – Покушение? О, боги… – Лаодика, теряя силы, прислонилась к стене. – Как… когда?

      – Его пытались отравить. Царский повар убит. Недавно. Мы ищем убийцу.

      – Царь… жив? – шепотом спросила царица.

      – Да… – поколебавшись мгновение, ответил Арторикс – пока они искали повара, все могло случится.

      – Ты думаешь найти убийцу здесь, в моем гинекее? – к царице постепенно возвращалось самообладание.

      – Я должен обыскать весь дворец, – упрямо боднул головой галл.

      – Кроме моей опочивальни, – Лаодика надменно посмотрела на начальника телохранителей. – В ней нет посторонних.

      – Но… – попытался возразить галл.

      – Ты забываешься, Арторикс, – царица повысила голос. – Слуга господину приказывать не волен. Проводите его, – повернула она голову к евнухам, сбежавшимся на шум и вооружившимся всем, что попалось под руку, вплоть до щипцов для углей.

      Галл, стиснув до скрежета зубы, круто повернулся и, не поклонившись, как того требовал дворцовый этикет, поспешил покинуть гинекей царицы. Только в одном из переходов он дал волю гневу. Завидев в полумраке человека, пытавшегося укрыться в нише, он схватил его за руку и с такой силой рванул на себя, что тот упал.

      – Ай! – вскрикнул от боли поверженный. – П-почему?

      За что?

      Арторикс только теперь узнал царского конюшего. Из-за приоткрытой двери одной из комнат выглядывала испуганная девица, чья-то служанка.

      – Блудливый пес! Взять! – зарычал взбешенный галл.

      – Куда, зачем?! – возопил конюший.

      – Иди, иди… – подтолкнул его кто-то из воинов. – Не то я тебя пощекочу вот этим… – он кольнул конюшего острием меча под ребро…

      Около полуночи царю стало легче. Он лежал, стараясь не шевелиться. Малейшее движение вызывало нестерпимую боль во всем теле.

      Возле его ложа, кроме лекаря-иудея и Паппия, собрались старые друзья и соратники: Асклепиодор,