Звездный билет (сборник). Василий П. Аксенов

аркой зажигаются фары. Во двор въезжает новенькое такси. Сгусток энергии и комфорта двадцатого века на фоне наших облупленных стен.

      Из дверей выскакивает мастер художественного слова Филипп Громкий со своими элегантными чемоданами.

      – Далеко, Филипп Григорьевич? – спрашивает дядя Илья.

      – В турне, друзья. Рига, Таллин… На Балтику, друзья.

      – Филипп! – кричит наш папа. – Ионами на взморье попользуйся. Подыши как следует. Лучшее лекарство для нас с тобой.

      – Что же вы раньше не сказали, Филипп Григорьевич, что в Ригу едете? – обиженно говорит спекулянт Тима.

      – Программа у вас та же? Новенькое что-нибудь выучили? – интересуется шофер Петя Кравченко.

      – Товарищ Громкий, а за электричество вы заплатили? – светским тоном осведомляется тетя Эльва.

      «Барселона» провожает своего любимца, свою звезду. Громкий машет шляпой вокруг. Самый громадный город – это просто тысяча деревень. Ну чем наша «Барселона» не деревня?

      Шофер включает счетчик, нажимает стартер. Фыркнув, голубой автомобиль исчезает под аркой. Так каждую весну артист на виду всего дома отбывает «в странствия» по приморским районам. Он будет пересаживаться с самолета в поезд и с поезда в такси, жить в гостиницах, обедать в ресторанах, купаться в соленых морских волнах и дышать ионизированным воздухом взморья. Осенью он вернется, и жители «Барселоны» будут его приветствовать.

      В садике появляется вся Димкина компания и он сам. Я ни разу не видел Галю с подругами. Она ходит только с Димкой, Аликом и Юркой. И ребята не отстают от нее. Трудно понять: ухаживание это или продолжение детской дружбы. Они занимают скамейку недалеко от нас. Нас они не видят или просто не хотят замечать.

      Вот уже десять минут Гера и Гора крутят магнитофон, а дворника все нет. Видимо, «Барселону» охватило в этот вечер лирическое настроение.

      Джазовые синкопы бьют в землю, точно град, словно отбойный молоток, вгрызаются в стены и взмывают вверх, пытаясь расшевелить неподвижные звезды, подчинить их себе и настраивать попеременно то на лирический, то на бесноватый лад. Три пары остроносых ботинок и одна пара туфелек отбивают такт. Лица ребят нам не видны, они в тени сирени. Их голоса мы слышим только в перерывах между музыкой.

      ДИМКА. На Балтику помчался Громкий. Эх, ребята!

      ЮРКА. А что ему не ездить? Жрец искусства.

      АЛИК. Тоже мне искусство! Читать стишки и строить разные рожи. Примитив!

      ГАЛЯ. А почему бы тебе, Алик, не выучить пару стишков? Выучи и поезжай на Рижское взморье.

      ДИМКА. Алька и так знает больше стихов, чем самый Громкий из всех Громких.

      – Паблито, – призывно поет магнитофонная дева.

      – Паблито, – говорит она задушевно.

      – Па-аблито! – кричит что есть мочи.

      Почему я вдруг решил поговорить с Димкой? Только лишь потому, что меня задели слова Бориса? «Пойдем, ты узнаешь, о чем он думает». Как будто я сам это знаю. Что я знаю о своем младшем брате? До какого-то времени я вообще его не замечал. Знал только, что с ним хлопот не оберешься. Потом он немного подрос, и мы стали