Большой Домострой, или Крепкие семейные устои, освященные Церковью. Отсутствует

им и их женам духовников, к которым на исповедь бы приходили.

      Холостых же парней и девок, вошедших в возраст, жени, ибо, согласно апостолу: «Честен брак и ложе нескверно, прелюбодеев же судит Бог»³⁰. Какие же из холостых блуд творят твоим небрежением или тайком от тебя, тебе о том распытать с пристрастием, чтобы никогда у тебя таковых не бывало дел. Если же нерадив ты в этом: слуг держишь, а заботы о душах их не имеешь, и только поручаешь им дела, так или иначе служить тебе, еду и одежду и всякую службу справлять, – тебе самому за души их отвечать в день Божьего Суда, согласно слову апостола, сказавшего в послании своем: «Не брашен ради, не пития разоряй дела Божии»³¹. И вот что такое «дела Божии»: презирать плотское, заботиться о душе, сущности бессмертной. Как сказал апостол: Имея пропитание и одежду, будем довольны тем³².

      Женатые же слуги со своими женами законно бы жили по наказу духовного отца, на стороне от жен своих не блудили, а жены – от мужей. И по твоему наказу и отца духовного поучению так же и они учили бы жен своих страху Божию, вежеству и смирению, чтобы слушались госпожи, повиновались во всем ей, трудами своими да ремеслом заслуживали награду, а не крали бы и не врали, не бражничали и не блудили, и не слушали баб, какие ко греху склоняют молоденьких женщин – то есть тех, которые сводят их с чужими мужчинами, да сверх того учат их красть и блудить и прочим порокам.

      Слышал о многих я женках и девках, бабами-сводницами подстрекаемых, которые, хозяина обокрав и хозяйку, со многим добром убегают с чужими мужиками: когда мужик заберет у нее все, с чем сбежала, ее убьет или в воду бросит: себя погубит, а добро пропадет.

      Если же не веришь ты рассказам об этих бабах, вот что скажу. Если вдруг в твой дом придет незнакомый мужик или так: женка или девка пойдут по воду или белье полоскать и станут говорить с мужиком там, то будь он даже и знакомый мужик, стыдно с ним и переглядываться: ведь говорит с мужиком, а не с мужем своим. А бабе той всегда найдется минутка о всяком деле с девками перемолвиться. Прикинется она торговкой и, придя, станет расспрашивать их: нужно ли вам то или это иль госпоже вашей?

      И девки у нее порасспросят, есть ли то-то – ответит она: «Есть». А они ей: «Дай нам, мы госпоже покажем». Станет она отнекиваться: дала, мол, той или этой женщине доброй, того да этого, да такого почтенного человека по имени еще назовет, а сама-то врет: «Я-де пойду к ней, у нее возьму и вам принесу». И девки запричитают ей: «Принеси нам еще до обеда или к вечерне». Баба же проворчит: «У-у, потаскушки, знаю я, как к вам идти – все вы хозяина боитесь!» И уйдет от них и не приходит к ним день или два, а через день-другой уже не во двор к ним идет, а подстерегает у речки, когда отправятся те по воду или белье стирать. И пройдет эта баба как бы мимо, а они заметят ее, и покличут, и скажут ей: «Эй, почему у нас не была, не принесла того, что принести хотела?» И удивится этому баба, да еще и очень, и молвит: «Ох, и вчера, да и третьего дни была я у той-де да у этой жены доброй (и имя мужа ее назовет), а у них был пир, так она, моя кормилица, не отпустила