Красный Востокъ (сборник). Валерий Донсков

красных слышно не было, но гражданская война на то и гражданская, так как полна всякой неразберихи и непрерывных изменений среди граждан. Понять на расстоянии где красные, где белые, где ещё какие – невозможно. На всякий случай, перекрестившись, Иван с самой маленькой, какая может быть, надеждой опять лег на живот и притаился – ждать свою судьбу.

      Судьба приблизилась в виде зеленого аэроплана с золотым двуглавым орлом на борту и бело-сине-красными концентрическими пятнами на крыльях и хвосте, который, облетев аэростат, развеивая все последние надежды, начал стрелять из пулемета. Пули засвистели, защелкали по гондоле, забарабанили по аэростату.

      – Что ж ты делаешь, сволочь, тут же живой человек есть! – закричал Иван и снова сел, погрозив аэроплану кулаком, в ответ успел только заметить широкую улыбку под большими очками на лице усатого летчика в черном кожаном шлеме, бывшего одновременно и пулеметчиком закрепленного впереди пулемета.

      Аэроплан пошел на разворот. Иван неистово молился, прося Боженьку о пощаде, давая всякие обеты, обещая дневать и ночевать у крестного отца Александро в Гурьевской Никольской церкви по возвращении домой и замолить все грехи свои, близких и вообще всего человечества.

      …В голову же настойчиво лезли лишь торчащие в небо черные с проседью бороды мертвых черкесов.

      Самолет развернулся.

      В этот момент Иван что-то нащупал под буркой и понял, что левая, незанятая молитвой рука его лежит на винтовке. Забыв о Боге, достал её и осторожно оттянул затвор. Единственный патрон был в патроннике. Точно такой же патрон, как и в пулемете на аэроплане. Но в аэроплане их целая лента! И не одна.

      …В винтовке длиннее ствол, мощнее выстрел. Бьёт она дальше и точнее, чем любой пулемет. Но в данный момент эти знания были бы лишь только слабой отговоркой и поводом, чтоб хоть чуток успокоиться, для попавшего в западню в бескрайнем воздушном пространстве.

      Ещё раз перекрестившись, Иван, стоя на одном колене, положил винтовку на край гондолы, прицелился в приближающийся аэроплан и перестал дышать. Гондолу качало, да и аэроплан летел неидеально, не по прямой.

      Удержать! Удержать на и без того дрожащей мушке ту часть постоянно убегающего вправо-влево-вверх-вниз аэроплана, ту самую часть, где должна быть сейчас кожано-очкасто-усатая голова летчика. Стрелять в самый последний решающий всё момент. В тот самый момент, когда начнет стрелять пилот, и терять будет уже совсем нечего. По возможности – наверняка. Один шанс из тысячи. Из миллиона тысяч!

      Иван не дышал.

      Для летчика прицеливание тоже было непростым делом, и он тоже тянул. Может быть, он тянул так же играя на нервах, чувствуя полную свою безнаказанность в этом мирном небе. Прямо как в тире! А может из экономии? И он продолжал тянуть.

      Иван уже не мог терпеть, не хватало воздуха. Возникали сравнения с нырянием за раками в Урале, когда вот так же нет уже воздуха, а рак упирается в своей узкой норке глубоко под берегом, под яром и никак