Сияющая перламутром. Рассказы. Галина Альбертовна Долгая

улыбаясь, благословила богиня и на всю ночь улетела всей своей сущностью в синие просторы былого божественного мира, где у моря Ворукаша, отдыхая от трудов праведных, уже ожидали ее и огненно-рыжий Митра, и ветреный Оадо, и Всеблагой Ахура-Мазда, восседающий на троне на горе Хара.

      Призрак дерева

      В пониманье загадки древней

      Смысла жизни, ее глубин,

      Больше всех повезло деревьям:

      Мудрым кленам, кустам рябин…

      Ни пронырливый зверь, ни птица,

      Ни заносчивый род людской

      Даже в малости не сравнится

      С той раздумчивостью лесной.

      Чтоб постичь разговор созвездий.

      Шепот ветра, вселенский гул.

      Надо строго застыть на месте.

      Как торжественный караул:

      Никаких вольготных мечтаний!

      Никакой пустой суеты! —

      Только шорох незримых тканей!

      Только вечный блеск красоты!..

      Игорь Кобзев

      Это может показаться невероятным, но я помню, как росток пробивался к свету. Напитанная влагой мякоть внутри ореха разбухла так, что створки скорлупы не выдержали и лопнули и тогда меж двух полушарий проклюнулся росток. Тайным знанием своего рода он знал, где свет, и настойчиво пробивался к нему. Земля питала его соками, и с каждым мгновением жизни он становился все сильнее и все упорней стремился ввысь – туда, где горячие солнечные лучи пробудят почки, где ветер приласкает первые его листья.

      Мои легкие раскрылись вместе с первыми листьями ростка, и я закричала.

      Никто из людей не помнит себя в младенчестве. Так устроена память, хотя, говорят, в ней хранится вся информация о человечестве с его самых первых шагов по планете. Возможно, и вся жизнь человека, начиная с первого вдоха, записана в закоулках памяти, но, видимо, Создатель решил, что ни к чему человеку помнить шок рождения, первые этапы осознания себя, и спрятал те мегабайты информации в дремлющих нейронах. И только яркое эмоциональное воздействие некоего события, произошедшего в самом раннем возрасте, может стать доступным по жизни.

      Я помню ту грозу: дождь потоком с небес, сумасшедший ветер. Шапка листьев напиталась влагой настолько, что я, не в силах удерживать ее, склонилась к земле. Порыв ветра – и хруст… Силы оставили меня.

      Врачи суетились – капельницы сменяли одна другую, но они не могли убить инфекцию, из-за которой мой организм обезвоживался.

      – Мы не в силах спасти ее, – молодой врач опустил глаза.

      Мама схватила его за плечи и вглядывалась в его лицо так, словно где-то в самих его чертах пряталась надежда на жизнь, нужно только найти ее и прочитать. Но врач отстранился, прошептав: «Держитесь», и ноги мамы подкосились.

      Ветер стих. Ненастье ушло. У ручья, где я понуро доживала считанные дни, появился осел с седоком. Последний дремал, покачиваясь в такт шагов осла, но, как только упрямец встал, как вкопанный, вздрогнул и открыл глаза. Осел потянулся губами к моим поникшим листьям.

      – Кхх,