Осколки юности. Миа Храмова

мне в лицо, в том числе и в глаза. Трезво оценив ситуацию, я поняла, что в такую погоду добраться до отделения милиции сейчас будет просто невозможно. Транспорт у нас здесь ходит только утром и вечером в будние дни, а сегодня было воскресенье. У отца хоть и имеется машина, но я не хочу ему рассказывать про это происшествие, по крайней мере не сейчас, а сама водить не умею.

      Я вылезла из грязи, в которую сама же и угодила, и медленно поплелась домой, так как в босоножках мои ноги попросту проскальзывали на мокрой и грязной подошве.

      Я потеряла счет времени, но примерно через полчаса мне удалось-таки добраться до родного дома. Ужасно хотелось ополоснуть свои ноги, снять с себя грязную одежду, завернуться в теплое одеяло и пить чай с мятой. Но эти желания исчезли, как только я вошла в дом. Когда дверь на кухню отворилась, мне тут же в нос ударил резкий запах спиртного.

      – Папа, – прошептала я еле слышно.

      – Папа! – крик оглушил весь дом, но ответом мне была тишина.

      Не обращая внимания на одежду, которая от сырости прилипла к моему телу, и на грязные ноги, что оставляли за собой следы, я быстро прошла в папину комнату.

      Сердце сжалось, когда я поняла, что папаша в очередном запое.

      – Папа! Папочка, вставай! – начала я трясти своего родителя за плечи.

      – М-м? – протянул он, не открывая глаз.

      – Ты что, опять в запой ушел, да?!

      Он снова молчал.

      – Да проснись же ты уже! – верещала я.

      Он открыл глаза и, ничего не говоря, размахнулся и ударил меня ладонью по лицу.

      – Че разоралась?! Не видишь, я сплю! – орал он мне в лицо.

      – Где ты успел-то?!

      – В Караганде, – сказал папаша и улегся на другой бок.

      Я молча встала и вышла из комнаты. Пройдя на кухню, стала рассматривать в зеркало последствия его удара. Как и ожидалось, на моей щеке красовался красный след от его пятерни.

      – Стоп. А на что он пил? – вдруг осенило меня.

      Я знала, где папа обычно хранит деньги, и немедленно пошла с замиранием сердца считать, сколько их у нас осталось.

      Обычно папа оставлял деньги в своей сумке. Как и ожидалось, внутри нее оставались жалкие гроши, на них разве что можно было купить только пачку сигарет. Этим не наешься.

      Я принялась тихо плакать от досады и снимать с себя мокрую одежду, которая ощутимо потяжелела от воды. Кое-как приведя себя в порядок, я решила поесть. Ведь еще вчера мною было приготовлено два блюда. Но и поесть мне было не суждено. В кастрюле, где еще вчера были щи, сиротливо лежал алюминиевый половник с остатками овощей на дне. А сковородка с котлетами и кастрюля из-под пюре были сложены в раковину. И это было неудивительно, ведь на кухонном столе стояли четыре граненых стакана, а под ним красовались бутылки.

      – Папа все пропил, – обида вновь сдавила мое горло, и я заплакала с новой силой.

      Я не знала, что мне делать. У мамы денег не допросишься. Идти к дедушке с бабушкой тоже было не к месту, так как они сами жили очень скромно, если не бедно.

      На носу выпускной, папа в очередном запое,