Воспоминания (1915–1917). Том 3. В. Ф. Джунковский

в Пермский лазарет, обошли раненых, напились чаю у сестер и вернулись домой. На обратном пути нас застала сильная метель, которая продолжалась три дня, снегу навалило целые горы, окопы с трудом удавалось расчищать. В самую сильную метель я отправился проверить запасы продовольствия в обозах II-го разряда. Первый раз поехал в санях, которые купил за 25 рублей у одного крестьянина. Меня конечно в такую пургу не ждали, но все оказалось в большом порядке, я осмотрел обозы всех 4-х полков, лошадей, повозки, цейхгаузы, пробовал пищу. В 2-х полках пища была на редкость чудная, кашевары получили от меня по рублю. Не обошлось и без комичности – начал я с 32-го полка, где меня, конечно, не ждали, пища была чудная, но кашевары были в засаленных грязных фартуках, в 31-м полку кашевары уже успели надеть белый чистый передник сверх засаленного, в 30-м – оба кашевара были в белых рубахах и передниках, а в 29-м – кроме снежной белизны фартуков и рубах, кашевары были в чудных с иголочки новых поварских колпаках, как мне показалось, даже накрахмаленных.

      Я рассказывал об этом, смеясь, начальнику дивизии и сказал, что очевидно, если бы было еще несколько полков, то, пожалуй, костюмы кашеваров продолжались бы украшаться crescendo[149]. Но пищу подменить не успели, и в 29-м полку она была хуже, за что старательному кашевару от меня влетело.

      Приказ по армии

      Я уже писал выше о приказе Эверта, воспрещавшем офицерам и классовым чинам ухаживать за сестрами, теперь же последовал дополнительный относительно врачей. Генералов оставили в покое, очевидно, их считали, по возрасту, уже не опасными, а про пословицу «седина в бороду, а бес в ребро» Эверт позабыл. Одновременно получили в штабе и совершенно секретную бумагу, чтобы не принимать и не передавать никаких сведений о Распутине, об его жизни, поступках и вообще говорить о нем. Это было и смешно, и возмутительно, и просто не умно – у нас и так никогда никто не интересовался и не говорил о Распутине, а с получением этой бумаги, которую все же читали писаря, начались всевозможные, закулисные толки и, во всяком случае, не в пользу династии. Меня это распоряжение страшно расстроило и вывело несколько из спокойной колеи, как новое подтверждение, что Россия-матушка катится под гору.

      14 декабря прибыл целый возок с вещами из склада императрицы на мое имя для дивизии, благодаря хлопотам моей дорогой сестры. Я был страшно счастлив, что мог их раздать своим стрелкам. Я лично, с разрешения начальника дивизии, распределил все вещи между четырьмя полками, сотней казаков, ротой сапер, командой при штабе и семью батареями. Все были в таком восторге, вещи присланы были самые нужные. Накануне, по случаю воскресного дня, я был в церкви у обедни в местной церкви, много крестьян исповедовалось и причащалось. Жаль было на них смотреть, все они были разорены, жили в сфере огня, и каждый день случайно попавшим снарядом последнее их имущество могло быть уничтожено,

149

По нарастающей.