Клитемнестра. Костанца Казати

принесла новое пророчество.

      – Отец не верит в пророчества.

      – Что ж, на этот раз он расстроен.

      – Потому что он знает, что это правда, – произносит хриплый голос позади них. Клитемнестра оборачивается так резко, что едва не сворачивает шею.

      Жрица идет по направлению к трону: ее черные волосы разделены прямым пробором, ноги двигаются бесшумно, словно листья, влекомые потоком. Леда выпрямляет спину, на ее лице отчетливо проступает отвращение. Ни для кого не секрет, что она ненавидит жрицу. «Жестокая женщина, высасывающая из других силу», – так Леда сказала о ней, когда Клитемнестра спросила, почему она всегда уходит, когда жрица является во дворец поговорить с царем.

      – Тебя кто-то призывал сюда? – спрашивает Леда.

      Жрица останавливается в паре шагов от них; ее руки торчат из рукавов, точно когти.

      – Я здесь, чтобы донести пророчество до твоих дочерей.

      – Тебя никто не призывал.

      Жрица пропускает замечание Леды мимо ушей.

      – Афродита гневается. – Она обращается к Елене и Клитемнестре. – Ваш отец никогда не приносил ей жертв.

      – Вы разве не должны служить Артемиде? – спрашивает Клитемнестра.

      Жрица впивается в нее взглядом. Когда она снова заговаривает, ее голос скрежещет, словно кто-то водит лезвием по стеклу.

      – Дочери Леды выйдут замуж дважды и трижды. И покинут своих законных супругов. – Она смотрит на них, как на жертвенных зверей. – Таково пророчество.

      Клитемнестра не сводит со жрицы глаз. Она покинет своего супруга? Как можно даже помыслить об этом?

      – Такова воля богов, – говорит жрица. – Одни будут вас презирать, другие ненавидеть, и вы понесете наказание. Но в конце концов вы будете свободны.

      Елена поворачивается к матери. Она явно сбита с толку. Жрица никогда не сообщала пророчества им лично, не говоря уже о том, что ее предсказания никогда их не касались. Леда кладет руку на плечо Елены, словно хочет защитить ее от жрицы.

      – Ты принесла свое пророчество, – говорит она. – Теперь уходи.

      – Ты не можешь приказывать мне, Леда, тебе это известно, – возражает жрица. Ее взгляд падает на пустую винную чашу на полу, и по лицу пробегает тень омерзения.

      Леда напрягается.

      – Во дворце тебе не рады. Возвращайся в свой храм. – Лицо матери искажает гнев, а рука тянется к украшенному камнями кинжалу, который она привязывает к талии, хоть и никогда им не пользуется.

      Жрица ничуть не напугана. Она вздергивает подбородок и говорит:

      – Это ты здесь чужая. Помни, что я была в постели твоего мужа задолго до того, как ты увлеклась тем чужеземцем…

      Ее взгляд падает на Елену.

      – Убирайся, – кричит Леда, теряя всякое самообладание. – Вон! Или я убью тебя собственными руками! Ты меня слышишь?

      Жрица усмехается. Леда сжимает рукоять кинжала, но жрица не торопится, словно испытывая ее. Затем она уходит, ее босые ступни белы, как луна, длинный