.

створку ворот, но так и не смогли войти внутрь: дом уже не принадлежал семье Пань.

      Неудивительно, что воспоминания о тех временах не сохранились в памяти Цзян Чунъяна, поэтому он не был уверен в том, что действительно видел старинный дом. Время шло, дни летели стрелой. Иногда мать рассказывала Цзян Чунъяну о доме семьи Пань – о двух деревьях османтуса, усыпанных цветами, и о «гуляющих по Южному кабинету». Естественно, Цзян Чунъян, как и Линь Юхун, думал, что Южный кабинет находится в Саду османтусов и он непременно должен быть огромным – все-таки невозможно гулять по тесному помещению.

      Как назло, в разгар ссоры Цзян Чунъян исчерпал весь запас аргументов, оскорблений и нападок, и потому заговорил о Южном кабинете, которого никогда не существовало в его жизни. Линь Юхун глумилась над ним как могла. В момент отчаяния Цзян Чунъян придумал, как поставить девушку на место, решив, что нет ничего лучше старой пословицы:

      – Самый тощий верблюд все равно толще лошади! – заявил он, назидательно поднимая палец вверх.

      Линь Юхун язвительно фыркнула:

      – Пф! Самый тощий верблюд вообще не может сравниться с лошадью! Более того, Цзян Чунъян, ты должен четко понимать, что у тебя нет никакого тощего верблюда – ни скелета, плоти, крови или даже шкуры. Ты каким-то образом решил приплести к нашему разговору несуществующего верблюда. Да ты бредишь!

      Спор был совершенно бессмысленным и перестал иметь хоть какое-то отношение к их любви. Оба были слишком упрямы, чтобы уступить. В конечном итоге разговор ушел не в то русло – совсем как лошадь, сорвавшаяся с уздечки и умчавшаяся далеко-далеко.

      Одногруппники украдкой хихикали, наблюдая за спором двоих людей, ошибочно принимавших равнодушие за любовь, а скуку – за серьезное отношение друг к другу. Одни в их действиях и словах видели себя, другие скрепя сердце внимательно наблюдали за происходящим, выжидая время. Издавна известно, что наблюдающие со стороны видят больше, чем те, кто крутится в центре событий. Наслаждаясь перепалкой, Линь Юхун и Цзян Чунъян продолжали словесный бой.

      Цзян Чунъян решил сменить тактику и отступить, чтобы атаковать:

      – Линь Юхун, ты не должна уступать мне, во что бы то ни стало. Все-таки взрослый мужик, как-нибудь переживу твою истерику.

      Линь Юхун язвительно ответила:

      – Нет, Цзян Чунъян, это ты не имеешь права уступить мне. Все-таки я – маленькая слабая женщина.

      Цзян Чунъян не упустил возможности парировать:

      – Это ты-то маленькая и слабая? Ты способна вывести из себя взрослого мужика.

      На это Линь Юхун презрительно протянула:

      – Ну раз уж я могу вывести тебя из себя, значит, не такой уж ты и взрослый.

      Они действительно не хотели сдаваться: одна мысль о том, чтобы уступить другому, бросала в липкий пот. Цзян Чунъян снова решил сменить тактику и мягко спросил:

      – Линь Юхун, не могла бы ты быть со мной поласковее, пожалуйста? Быть такой дерзкой тебе не к лицу.

      Линь Юхун побледнела