Город и псы. Зеленый Дом. Марио Варгас Льоса

делаю что хочу, – отвечает Раб. – Тебе-то что?

      – Он с тобой, как с рабом, обращается, – говорит Альберто. – Да все с тобой, как с рабом, обращаются. Чего ты боишься всех?

      – Тебя не боюсь.

      Альберто смеется. Вдруг резко замолкает.

      – Правда, – говорит он, – я смеюсь как Ягуар. Почему все за ним повторяют?

      – Я не повторяю.

      – Ты все равно что его пес. Тебя он нагнул.

      Альберто отшвыривает окурок. Умирающий огонек поблескивает в траве у его ног, потом гаснет. Во дворе пятого курса по-прежнему пусто.

      – Да, – повторяет Альберто, – тебя он нагнул.

      Открывает рот, закрывает. Двумя пальцами снимает с языка крошку табака, ногтями рвет надвое, кладет обе частички обратно в рот, сплевывает.

      – Ты, поди, никогда не дрался?

      – Только раз, – отвечает Раб.

      – Здесь?

      – Нет. Давно еще.

      – Поэтому тебя и нагибают, – говорит Альберто. – Знают, что ссышь. Время от времени надо махаться, чтоб тебя уважали. Иначе вся жизнь псу под хвост.

      – Я не буду военным.

      – Я тоже. Но здесь ты военный, хочешь не хочешь. А в армии надо быть мужиком, со стальными яйцами, понимаешь? Или ты жрешь, или тебя жрут, третьего не дано. Мне вот не нравится, когда меня жрут.

      – Я не люблю драться, – говорит Раб. – Точнее, не умею.

      – Этому нельзя научиться. Это вопрос смелости.

      – Лейтенант Гамбоа тоже так говорил.

      – Ну так это правда. Я не хочу быть военным, но тут становишься мужчиной. Учишься защищаться, жизни учишься.

      – Ты ведь нечасто дерешься, – говорит Раб, – но к тебе не лезут.

      – Я под чокнутого кошу, типа под дурачка. Это тоже помогает, чтобы тебя не прижучили. Если не отбиваться изо всех сил, не успеешь оглянуться – на шею сядут.

      – Ты хочешь стать поэтом? – спрашивает Раб.

      – Ты дурной, что ли? Я буду инженером. Отец отправит меня в Штаты учиться. Письма и рассказики я пишу, чтоб на курево заработать. Но это ничего не значит. А ты кем хочешь быть?

      – Хотел быть моряком. Но больше не хочу. Мне не нравится армейская жизнь. Может, на инженера пойду.

      Туман сгустился; фонари на плацу кажутся меньше, свет – слабее. Альберто шарит по карманам. Сигареты кончились два дня назад, но он машинально повторяет жест каждый раз, как хочет курить.

      – У тебя осталось?

      Раб не отвечает, но мгновение спустя Альберто видит протянутую в сумраке руку. Он дотрагивается до нее, нащупывает почти полную пачку. Достает папиросу, вставляет в рот, кончиком языка касается плотной островатой поверхности. Зажигает спичку, прикрывает огонек ладонью и подносит его, мирно теплящийся в этом гротике, к лицу Раба.

      – Ты чего, мать твою, ревешь? – говорит Альберто и роняет спичку. – Опять обжегся, вот же ж.

      Закуривает от новой спички. Затягивается, выпускает дым носом и ртом.

      – Что с тобой такое?

      – Ничего.

      Альберто снова затягивается. Кончик папиросы мерцает, дым смешивается