Кровь хрустального цветка. Сара А. Паркер

ng>Крепость – большие полированные двери, которые охраняет Джаскен. Неизведанная зона.

      Бревно – дерево, упавшее поперек пруда селки, которое часто используется для тренировок Орлейт.

      Корешки – гигантская библиотека.

      Шкаф – маленькая дверца, за которую Орлейт каждую ночь ставит подношение.

      Шепот – темный заброшенный проход, который Орлейт расписала фресками.

      Склеп – кладовая, где Орлейт обнаружила «Те Брук о’Авалансте».

      Лужи – общие купальни/термальные источники.

      Проклятая дыра – комната, где Бейз часто тренирует Орлейт.

      Каспун – редкое растение, которым Орлейт успокаивает приступы, что случаются у нее из-за кошмарных снов и резких звуков.

      Экзотрил/экзо – запретный наркотик, который Орлейт принимает утром, чтобы нейтрализовать последствия передозировки каспуна, который обеспечивает ей хороший сон каждую ночь.

      Конклав – собрание, в котором участвуют владыки и владычицы со всего континента.

      Трибунал – ежемесячное собрание, на котором граждане могут высказаться о своих бедах владыке.

      Фрист – северная территория.

      Руст – восточная территория.

      Бахари – южная территория.

      Окрут – западная территория.

      Пролог

      Рордин

      Полная луна отбрасывает на лес Ватешрам серебряный отблеск, на подсвеченном фоне резко очерчиваются тени.

      Мой конь летит галопом по самым глубоким очагам черноты, петляя меж вековыми деревьями. Тяжело дышит, прижимает уши, время от времени непокорно вскидывает голову.

      Мельком бросаю взгляд назад – нет ли за мной слежки.

      Семь лет назад. Тогда был последний раз, когда я осмелился совершить это путешествие.

      Я откладывал его так долго, как только мог.

      В кронах свистит ветер, ледяной северный бриз, который несет резкий запах и заставляет руки крепче сжимать поводья. Нынче все, что приходит с Севера, горчит привкусом порчи: ветер, еда с торговых кораблей, которые путешествуют по реке Норз, даже вода, что стекает с горной границы и наполняет наши ручьи.

      Эйзар замедляет шаг, затем и вовсе самовольно останавливается, фыркает и бьет копытом землю.

      – Тише, мальчик, – успокаиваю его я, оглаживая широкую мускулистую шею.

      Лес окутывает мертвая тишина, и я оглядываюсь, прислушиваясь, наблюдая…

      Ее нарушает порыв ветра, он завывает, как зверь в агонии, раздражая едким зловонием нос.

      Хмурюсь, спирает дыхание.

      Смерть. Пылающая смерть – и она катится со стороны тайного убежища.

      Аравин.

      – Но! – рычу я, вонзая пятки коню в бока.

      Эйзар взвизгивает – и бросается вперед, каждый глухой удар копыта по земле отдается в голове зловещим эхом.

      Слишком поздно.

      Поздно.

      Поздно.

      – Быстрее!

      Деревья наконец расступаются, открывают два выщербленных склона, обрамляющих тлеющие руины некогда величественного дома.

      Эйзар, вскинувшись на дыбы, разворачивается. Еле удерживаю коня, чтоб не ринулся обратно, и неотрывно смотрю на ужасную сцену. С неба сыплется пепел.

      Недостаточно быстро…

      Ревущий ад поглощает дом, который уже потерял все очертания, не осталось ничего, кроме осыпавшихся каменных стен, груды обугленных камней и пылающих деревянных балок, что разбросаны по земле, как спички. В очагах теней собираются темные существа, нацеливаясь на куски жареной плоти, разметавшиеся по всей поляне.

      Слишком много тел для гребаного тайного убежища.

      Кто-то облажался. Надеюсь, они уже мертвы – для их же блага.

      Раздается бешеный вой, и он предваряет странный, тошнотворный звук сродни скрежету металла о металл. У меня из горла рвется низкий рокот.

      Спрыгиваю с Эйзара, говорю с ним приглушенно, привязывая к дереву, освещенному полыхающим пламенем. Приближаясь к руинам дома медленными шагами, хватаюсь за рукоять за плечом, вытаскиваю оружие: смертоносный черный клинок, что сливается с мраком.

      Наступающие тени пятятся.

      Переступаю отрубленную руку, на которой не хватает трех пальцев. Плоть истекает густой красной кровью. Вид этого не должен приносить мне облегчения… но все-таки приносит.

      Рука не принадлежит ей.

      Им.

      Продолжаю шагать, переступая конечность за конечностью, голову за головой – покрытая волдырями кожа искажает черты, но не в состоянии скрыть перевернутые буквы V, вырезанные у некоторых на лбу.

      А гребаные Шулаки что здесь делают?

      Мысль тут же исчезает, стоит