Стеклянная шестерёнка. Акили

стона, оттягивая подтяжки и притопывая в такт окружающим шорохам. Все его сослуживцы отправились по обыкновению по другой дороге, но у Джеймса сегодня иные планы. Когда он сказал, что идёт домой, товарищи сильно удивились. Все знали, насколько сварливая у Джеймса жена. Её даже домовладелец побаивался, отчего можно было иногда и задержать арендную плату.

      Сам Джеймс, чтобы лишний раз не встречаться с женой, изобрёл для себя ежедневный ритуал – каждый день допоздна выпивать с кем-нибудь из рабочих, тратя заработанные гроши на алкоголь и ставки в картах.

      Но сегодня он предвкушал нечто большее, потому как направлялся не в обычную забегаловку, а в знаменитый паб «До капли», куда нищие работяги, вроде него, могли сходить разве что в день получки.

      Джеймс оставил темноту улочек и вышел на широкий проспект. Вместо дымного и копчёного запаха фабричного района потянуло илом с реки. В привыкшие к серости и черноте глаза ударил яркий свет газовых фонарей. Кованые столбы гордо стояли вдоль всего проспекта, как молчаливые часовые, лоснясь на мокрой от недавнего дождя мостовой и отражаясь в стёклах зданий.

      Шесть Центральных улиц проходили через Гласстон подобно трём парам рельс, а третью и четвёртую соединяли два каменных моста через реку. Поздно вечером дороги были почти пусты, но в разгар дня по этим «рельсам» бесконечно пыхтели паромобили. Реже здесь встречались конные экипажи и кэбы – их предпочитали разве что старомодные аристократы.

      Переход через мост – и Джеймс уже на 3-улице. Заветный паб стоял в самом её конце, по великой удаче втиснутый среди фешенебельных гостиниц, ресторанов и дорогущих магазинов – деревянное строение с вытянутой крышей среди каменных и кирпичных гигантов.

      Паб «До капли» был глотком свежего воздуха для простых работяг вроде Джеймса. Его вывеску с кружкой и падающей каплей знали все обитатели фабрик, ночлежек и доходных домов «выцветших обоев». Там часто играла музыка, а порой и какой-нибудь ярый активист взбирался на стул и во всю глотку орал о правах угнетённых рабочих. Остальные вторили ему «ура!», запрокидывали кружки, и на том дело заканчивалось.

      Когда Джеймс открыл дверь, и набитый посетителями зал дохнул на него шумом и жаром, он почувствовал себя дома. Кто бы мог подумать, что сегодня его пригласит выпить незнакомец. О работе на фабрике хочет поговорить. За информацию незнакомец обещал угостить.

      «Ха! Да пусть хоть про нижнее бельё моей жены спрашивает за такой-то подарок!» – радовался Джеймс всю дорогу.

      Он вошёл уверенной походкой, словно был здесь завсегдатаем, и оглядел переполненный зал. За ближайшим столом матросы в тельняшках пытались друг друга перепить и громко рыгали после каждой кружки. Пьяные в хлам грузчики в фуфайках договаривали заплетающимися языками последние слухи. Степенный мужчина, который мог быть клерком в какой-нибудь конторишке маленькими глотками попивал своё пиво в одиночестве.

      Отовсюду веяло крепкой выпивкой, и одним своим запахом она вмиг бодрила и заставляла испытывать лёгкое головокружение. И хотя в «Капле» не было собственного парового отопления, жар этого места крепко согревал в холодные осенние вечера.

      Но где же незнакомец? Джеймс успел испугаться, что его надули и бесплатной выпивки сегодня не случится, как за столиком у стены ему махнули.

      Джеймс вгляделся и убедился, что это тот самый человек, который поймал его сегодня перед утренней сменой. Тот же твидовый пиджак с заплатками на локтях, штаны в тёмную клетку. На шее завязанный узлом платок, выполнявший роль то ли галстука, то ли тряпки, которой протирали окна машин. Тёмные сальные волосы и короткая вздёрнутая чёлка. На испачканном в копоти лице выделялись очки-гогглы.

      «Водила», – подумал про себя Джеймс. Такие очки всегда надевают водители открытых паромобилей для защиты глаз от дыма, но эти машины уже лет десять не выпускают. В новых место водителя закрыто той же кабиной со стеклом, что и пассажирские. Но, видимо, этот мужчина водил именно старый паромобиль.

      Джеймс мысленно похвалил себя за точное наблюдение. Не зря его на фабрике кличут Сыщиком, ведь Джеймс всегда знает, где искать непонятно куда запропастившиеся инструменты. По большей части он знал это потому, что сам забывал их там.

      Он сел за столик, протянул незнакомцу руку и крепко пожал. Из ниоткуда тут же вынырнула официантка. Её здесь кликали «Мэгги».

      – Что джентльмены будут заказывать? – Она всегда называла посетителей джентльменами. Местному сброду это льстило и вкупе с натренированной улыбкой давало официантке шанс на щедрые чаевые.

      – Пива! Тёмного Рошедского! – тут же воскликнул Джеймс

      – Джин с тоником, – негромко отозвался незнакомец.

      Джеймс тут скривился.

      – Ты что, баба – пить это? Давай чего покрепче, неразбавленного! А то тебя так ни один мужик на производстве уважать не станет!

      – А ты что, всем растрезвонишь, что я пью?

      Джеймс хотел ответить, но в этот момент вспомнил, за чей счёт банкет. А кто платит, тот и заказывает музыку.

      – Да не, не бойсь. Нем как рыба. Хочешь пить эту