Кузя. Виктор Блытов

украинские слова. И вообще в станице говорили на какой-то смеси русских и украинских слов.

      Разговор о невесте смутил Кузьму. Он совсем немного растерялся, когда мать затронула его больную тему, стал отказываться от еды, пытаясь перевести разговор на другую тему. Мать с отцом многозначительно переглянулись, а мать тяжело вздохнула.

      – Нужна тебе вторая половинка, Кузя, чтобы растаяло твое ожесточенное сердце. Все твои проблемы от этого. Ну ушла, погибла твоя Зина! Давно это было. Забудь, не прошлым надо жить, а будущим! Мало ли девок в станице? Поживешь – подберем тебе!

      – Не трогай его, мать! Сам путь решит, что и когда ему надо! – поддержал Кузьму отец и дотронулся до его руки.

      Кузьма посмотрел на глаза отца и увидел в них слезы.

      – Да что решит, коли уже за сорок? Нам с тобой, Степан, решать надоть! Будут у нас внуки или нет, будет продолжение твоему казачьему роду или нет? Будут Гусаченки или нет?

      – Чего решать? – смутился отец, – лучше наливай себе и мне понемногу. С утра на работу надоть! Выпьем за цего дурня, что ни пить не научился, ни курить, ни бегать за девками. Чтобы ему повезло в жизни, а то четвертый десяток давно разменял, а ничего, кроме его борьбы или драки, ему и не надо. Вон, седина в волосы уже пробивается!

      Отец и мать налили и быстро опрокинули рюмки, а Кузьма на них посмотрел и подумал:

      «Как им сказать о завтрашнем отъезде? И звонил ли Павло Дмитриевич? Похороны были у человека. Не до меня ему сегодня».

      Мать раскраснелась и пошла снимать с газовой плиты чайник. Кузьма обратил внимание, что в углу, как прежде, стоял баллон с газом. Видимо, отец приготовил его на сдачу и обмен.

      – Газ не провели еще вам, батя? А обещали ведь при Советской власти! – спросил Кузьма, увидев до боли знакомый баллон.

      – Да кто ж его нам проведет? – удивилась вошедшая с горячим чаем и стаканами мать, – то в крупных городах есть газ, а мы как бы в сторонке. Последние, наверное, в очереди стоим по всей Рассее. А власть Советска кончилась, как и обещания ее. И потом – так спокойнее – не взорвемся. Вон, в городах постоянно взрывается, говорят, целые дома падают.

      – Так здесь же крупный железнодорожный узел, вроде должны провести! – почесал шевелюру Кузьма.

      – Не, сынку, до нас еще очередь не дошла. Так и живем по старинке! – громко прихлебнул налитый матерью чай отец.

      Мать с укором посмотрела на него, но ничего не сказала.

      Как Кузьма не отказывался, ему пришлось немного выпить с отцом чай с пирожками, которые поставила на стол мать в небольшом глиняном кувшине, накрытом вышитой красивой салфеткой. Пирожки были еще теплые, и Кузьма расчувствовался – наконец-то он дома.

      – Я каждый день их пеку, жду тебя, Кузенька! – проговорила с всхлипываниями мать.

      За чаем отец и мать по очереди рассказывали, кто жив остался, кто уехал из станицы, у кого сыны уже погибли на чеченской.

      – Давай-ка, сынку, спать ложиться! С завтрева вставать рано надо! – сказал отец, когда закончили пить чай.

      Мать