Кузя. Виктор Блытов

матери с головы. Видимо, когда она побежала встречать Кузьму, обронила его.

      В маленьком прихожей отец включил свет, и с темноты Кузьма с матерью вошли в дом. И мать снова бросилась ему на грудь, целуя и плача.

      – Кузенька вернулся! – шептала она.

      Кузя чувствовал, что все лицо его мокрое от слез матери.

      Запахи родного дома подкосили его ноги, и он уселся в тамбурочке на стул и не мог встать.

      «Какая же я свинья, что раньше не ехал к родителям?» – думал он.

      – Цыть, Марья Петровна, чего голосишь? В дому радость! Сын вернулся, а она в слезы! – не на шутку разозлился отец, – и чего эти бабы так радость выражают? – искренне удивлялся он.

      Мать, наконец, оторвалась от Кузьмы и рванулась на кухню, где загремела кастрюлями, ложками, тарелками, что-то причитая.

      Кузьма скинул свои военные ботинки, надел тапочки, поданные отцом.

      Он посмотрел на отца и увидел, как тот постарел. Голова отца была вся седая, лицо в морщинах, губы тряслись, видимо, от волнения.

      – Пойдем в комнату! – скомандовал он Кузьме.

      В комнате отец открыл бар и достал припасенную им, видимо, для случая, бутылку «Столичной».

      – Батя, не надо! Ты же знаешь, что я не пью! – смутился Кузьма, – да и тебе я сам привез дальневосточную, женьшеневую, лечебную.

      Кузьма притащил быстро свою синюю сумку из прихожей, расстегнул ее и стал доставать на стол подарки для родителей.

      – Вся водка лечебная, но в меру! – ответил отец, рассматривая протянутую ему бутылку. – Это не женьшень, а так, корень какой-то засунули! Я женьшень видел – мы его в тайге встречали, когда на Амуре жили. Отличная вещь, настойкой любую рану помажешь, за день заживает.

      Кузьма снял тапочки, вытянул ноги и расслабился. А сильно постаревший отец суетился, накрывая на стол тарелки, вилки, ножи.

      – Как не пьешь, сынку? Совсем-совсем не пьешь? А за встречу? Ведь сколько лет не был?

      – Лет восемь, наверное, батя!

      – Ты смотри и, действительно, вроде при советской власти был последний раз. В черной шинели, в черной форме приезжал. А сейчас в какой-то потертой куртке приехал. Что, турнули тебя с флота? Ничего сейчас не надо этим аспидам!

      А мать уже несла с кухни на стол все, что, наверное, было припасено на черный день.

      Кузьма вручил подарок матери. Мать примерила кофточку и расцеловала Кузьму.

      – Во, какая моднючая! Станишные бабы рты пораскрывают, небось. С востока привез, сынок?

      – Конечно! – покраснев, проговорил Кузьма.

      Отец покрутил приемник, послушал крики петуха на будильнике.

      – Добрая штука, гарно кричит и кочета не надо никакого! – покашлял он в большие прокуренные усы, – но токмо мне ента штука без надобностев! Хотя, спасибо тебе, Кузя, и низкий поклон! Я же встаю без будильников и петухов по внутреннему убеждению и необходимости. Но все равно уважил интересной штуковиной.

      Сказав это, он потащил копченую рыбу, завернутую в плотную коричневую бумагу, на кухню.

      Наконец переполох