На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре. Инга Самойлова

вокруг, не знал, где он. Но вот вдали он увидел Айседору. Ее алый шарф развивался на ветру посреди всего этого – ставшего вдруг черно-белым, серым, холодным.

      Дора села в машину, помахала кому-то рукой, завела двигатель. Алексей ощутил холод, страх от предчувствия чего-то непоправимого и ужасного. Он крикнул Доре, желая, чтобы она остановилась, но она не слышала его. Алый шарф змеился в воздухе, трепыхал на ветру. Автомобиль Доры набрал скорость. Алексей бросился на встречу к ней. Шарф взвился вверх, затем кинулся под колеса. Голова Доры резко дернулась назад…

      Алексей проснулся. С трудом открыл глаза. Шея затекла и болела от того, что он так и проспал, сидя на диване.

      Глебов потер шею ладонью. Заметив на себе алый шарф, сбросил его в сторону. И тут услышал сладкий голос Айседоры.

      – Милый, ты уже проснулся? Может быть, кофе?

      Алексей взглянул на нее, пытаясь что-либо вспомнить, но ничего не получалось.

      – Я… – Он не знал, что сказать. Потер виски кончиками пальцев. – Черт, я ничего не помню.

      – О, ты был великолепен!

      – Так между нами что-то… – Глебов осекся. – Так, минутку.

      Пытаясь собраться с мыслями, он встал, осмотрелся. Пятерней провел по волосам, пытаясь хоть что-либо вспомнить. Тщетно.

      Дора, понаблюдав за ним, пожала плечами и расположилась на диване, где только что спал Алексей.

      – У тебя такой вид, будто ты проглотил муху, – сказала она.

      Глебов посмотрел на нее:

      – Между нами ничего не было, ведь так?

      – Это ты так хочешь думать. – Она взяла в руки шарф и, игриво прикрыв им нижнюю часть лица, кокетливо заморгала.

      Шарф в ее руках вызвал неприятные ощущения.

      – Так ты будешь кофе, дорогой? – Ее голос отвлек его от тревожных мыслей.

      Она явно издевалась.

      – Нет, лучше я попью его у себя в номере. – Он направился к выходу. Затем остановился, обернулся и сказал:

      – Прости меня, Дора. Я не хотел тебя обидеть.

      Когда он был уже возле двери, она окликнула его. Алексей обернулся.

      – Ничего не было, – произнесла она.

      Глебов помедлил на выходе, затем вернулся, подошел к ней. Она по-прежнему держала шарф в руках, наслаждаясь его шелковистостью.

      – Дора, я прошу тебя, – он наклонился к ней и посмотрел в глаза, – если ты дорожишь жизнью, не носи это. – Он стянул с ее шеи шарф и положил на диванчик. – Поверь мне.

      Она озадаченно захлопала пушистыми ресницами. Алексей бережно поцеловал ее в лоб и вышел.

      Пару минут Дункан смотрела на закрывшуюся дверь, думая о том, какие же странные эти русские, затем посмотрела на длинный шарф, улыбнулась и взяла его в руки.

      * * *

      Вернувшись в свой номер, Глебов оделся и вышел на улицу. В раннее зимнее утро еще было сумеречно, но ему не сиделось на месте. Тоска и боль в груди гнали его куда глаза глядят. Он не мог простить Лизу. Он не хотел сейчас о ней думать. Но тщетно, мысли о ней безудержно лезли в голову.

      Алексей поежился от холода и приподнял воротник пальто.