Инквизитору здесь не место. Инесса Иванова

снова кивнула и задышала так часто, что я даже подумала, что сейчас задохнётся. Играет, доносчики всегда имеют прекрасное здоровье.

      – И ушла она отсюда довольной?

      – Мне показалось, что так, каноник.

      – Довольной ушла. Получила что хотела. У меня и запись в книге имеется, – тут я не выдержала и вскочила с места, готовая не то бежать за тетрадями с печатью дознавателя, не то накинуться с ответными обвинениями на доносчицу.

      – Сядьте, немедленно, если не хотите оказаться в оковах! До ваших записей дело дойдёт, в этом не сомневайтесь! Радуйтесь, что я вообще веду допрос в вашем присутствии, не всем везёт так, – инквизитор заговорил жёстко, отрывисто и спокойно. Достал руки из карманов, и я заметила на безымянном пальце левой руки неканоничный перстень с голубым камнем, сверкающим так ярко, что заболела голова.

      Я тяжело опустилась в кресло, почувствовав, что хочу заснуть и проснуться три дня назад. Отказать всем этим недовольным курицам, и пусть жалуются хоть Богу!

      – Если госпожа Лонгрен недовольна внешностью, тут нет моей вины. Я могу вернуть ей деньги за услугу.

      – Госпожа Лонгрен уже всем довольна, – оборвал меня инквизитор и пристально посмотрел на меня. – Вчера она была найдена мёртвой. Сначала ей превратили в безобразную старуху злокозненной магией, а потом удушили.

      Джеральдина вскрикнула и закрыла лицо руками. Я же сидела, вцепившись в подлокотники кресла, и не могла думать ни о чём, кроме одного: «Боже, за что ты меня так ненавидишь?»

      Криан Аларис

      Когда грешника возвращают к Богу, в этом нет ничего славного. И менее всего хочется встать и запеть псалом, чтобы ангелы порадовались за раскаявшихся.

      Инквизиция не поёт в церквях, я, например, не знаю ни одного псалма до конца, но зато мне известны десятки способов вырвать у мага его дар и заставить говорить правду. Все они оканчивались смертью грешника, ибо тому, кто начал убивать с помощью злокозненной магии, нет места на небесах.

      И раскаяние, даже если я слышал его, ничего не могло изменить в естественном ходе вещей. Я не любил пытки, не применял их самолично ни разу, но знал, что этот день настанет, и приблизит его женщина. Ведьма, которая и не подумает признать вину добровольно.

      Одна из них была сейчас передо мной. Красивая, темноволосая, с алыми губами, белоснежными зубами и манящим взглядом голубых, как мой аквамарин в перстне, глаз. Я впервые почувствовал, что хочу поверить в её скудные оправдания. Вероятно, всему виной моя природная магия, имевшая сродство к её дару.

      Моя мать была ведьмой, мне передалась её способность к камням, я умел их слушать и использовать, когда имел дело с чем-то природным, стихийным, как буря по весне или наводнение во время разлива рек. В этом доме я взывал к силе аметиста на серебряной цепочке.

      Враг не сможет нанести мне удар исподтишка, но ведьма попыток к тому и не делала. Никакого воздействия на свидетельницу, кого я притащил с собой не только ради эффекта неожиданности и отнюдь не для соблюдения протокола очной ставки, но для того,