Обретенная любовь. Гайя Алексия

мою тарелку и отставляет подальше. Через мгновение раздается негромкий стук в дверь, и она встает, чтобы ее открыть.

      – Смотрите, кого я привел, – говорит отец.

      Чев с широкой улыбкой вбегает в комнату и бросается ко мне.

      – Елена! Представляешь, я ел французские сэндвичи у тети! У нее даже хлеб не такой, как у нас, и…

      – Чев, потише. Не забывай: твоей сестре нездоровится. Не кричи так громко, – просит мама.

      – Ой, прости. И еще, я сам сделал настоящий майонез, из яиц… – продолжает он уже шепотом.

      Я улыбаюсь, а он продолжает висеть на моей шее. Мне так тебя не хватало, малыш… От одной этой мысли на глаза наворачиваются слезы.

      – А чем ты больна? – спрашивает он.

      – Она просто больна, – вмешивается отец, пытаясь пресечь бесконечные вопросы моего младшего брата.

      Чеви и этого достаточно. Он спрыгивает с кровати и идет к окну, не прекращая болтать. Родители внимательно за мной наблюдают, пытаясь прочесть что-то новое в моем взгляде. Не знаю, чего они ожидают от меня, но это неприятно, так что я отворачиваюсь.

      – Ты… Я подумала, можно немного прогуляться по больничному двору. Погода хорошая, а Чеви столько всего хотел тебе рассказать, – нерешительно предлагает мама.

      Дьявол! Я сглатываю. Прогуляться? Нет уж, ни за что! Там наверняка полно народу.

      – Что-то мне не хочется, – цежу я сквозь зубы, отводя взгляд.

      – Ладно, ничего страшного. Мы выйдем сами, а ты немного отдохни. Мы вернемся позже, – говорит отец.

      Спустя две минуты в комнате воцаряется тишина и спокойствие. Я кутаюсь в одеяло, но никак не могу сомкнуть глаз. Я не чувствую усталости. Меня уничтожили морально, а это не излечить обычным сном. Мои мысли блуждают и, наконец, оседают в воспоминаниях.

      Это правда: у меня не получается ничего рассказать о случившемся, но как мои родители могут сомневаться в Тигане? Я знаю, что папа серьезно задумался о наших взаимоотношениях после того случая, когда Тиг чуть не сошел с ума от ночного кошмара, и я была уверена – он понял, что нас с ним связывает. Хотя, с другой стороны, отцу всегда было трудно признавать очевидное…

* * *Тогда

      Я вхожу в кухню. У мамы странное выражение лица, хотя обычно она всегда улыбается. Надеюсь, у нее не случилось рецидива после рака. Сейчас у нее ремиссия, и я больше никогда не хочу видеть ее такой слабой, какой она была в самый критический момент. Она, наконец, меня замечает.

      – Как дела? – спрашиваю я с волнением.

      – Твой отец вне себя, – запросто отвечает она.

      Слава богу! Значит, в ближайшем будущем кризисов не предвидится. Отец расстроен? Придумал бы что-нибудь новенькое, в конце концов! Он, конечно же, будет надрываться из-за какой-нибудь ерунды, а я не найду в себе сил сохранять спокойствие.

      – У вас с Тигом есть минут пятнадцать. Наказание будет суровым.

      У нас с Тигом? На этой неделе мы не пропустили ни одного занятия. Что он там себе еще придумал?

      – Наказание? Мы же не Чеви, позволь напомнить! И потом, мы ничего не сделали.

      Она