Кошка Белого Графа. Кира Калинина

чтобы увидеть оторопь на его лице!

      Граф резко дернул шнурок – как только не оборвал? Карета остановилась.

      А с какой поспешностью он кинулся отворять мне дверь – словно это я была графиней, а он услужливым лакеем!

      В перелеске стояла тишь, снега дремотно гудели что-то про себя, и я без страха выскочила наружу. Граф вышел следом.

      – И не стыдно вам, барышня Кошка? – пошутил он, неловко улыбаясь. – Такая милая, такая нарядная – и портить ковер. Нехорошо.

      Стыдно, еще как стыдно. Сейчас под шубой, наверно, красная, как редис. Но простите, ваше сиятельство, в вашу ловушку я больше не хочу!

      Куст бузины, осинка, еще куст – все тонкие, насквозь прозрачные. И снег, как назло, ровный, ни одного большого сугроба, чтобы прикрыл от глаз мужчин.

      – Далеко не уходи, – велел граф.

      Он смотрел прямо на меня – не в сторону, не под ноги, не в стенку кареты. Я приподнялась на задних лапах и махнула передней. Отвернись, бесстыдник! Отошла на несколько шагов, оглянулась и снова махнула. Как меня совестить, так он горазд, а самому такт выказать… Понял наконец. Криво усмехнулся, встал спиной.

      Кучер на передке утопал в своем тулупе, спрятав нос в воротник.

      Я завернула за дерево, у которого намело в три кошачьих роста.

      А оттуда дала деру.

      Хорошо быть снежной кошкой. Шкурка белая, поступь неслышная, легкая – кажется, не бегу, а лечу… Ой!

      Снег, только что стелившийся под лапы мягким ковром, разошелся, открыв мерзлую землю, а потом взметнулся и облепил меня со всех сторон. Перед глазами замелькали серые стволы, синее небо в паутине ветвей, искристый наст, и я поняла, что качусь, заключенная в снежный ком – снаружи только голова и хвост.

      Примечания

      1

      Домашнее женское платье, разновидность домашнего халата, пеньюара, XIX век.