Альбом для марок. А. Я. Сергеев

оловой – мама и бабушка держат меня – делает операцию.

      – Сделал, как барышне. Шов такой, что никто не заметит.

      Соска давно не нужна, но расставаться жалко. Папа сводит меня по насыпи, кладет соску на рельс и показывает рукой:

      – Сейчас пойдет электричка.

      Я гляжу в сторону Малаховки. Электричка быстро проходит. Мы снова у рельса, на нем пусто. Мне легко, что всё позади, и уже не жалко; и жутко, что так пусто.

      Все надо мыть; мы моем тоненькую морковочку с грядки в помойной бочке. Вадику ничего. Мне от дизентерии доктор Николаевский прописывает белую, как простокваша, тухло-солено-сладкую микстуру. Живот болит много лет.

      Анна Александровна, монашка от Тихоновых, приносит известие:

      – Дети – цветы жизни выкинули доктора Николаевского из электрички. На полном ходу.

      ДЕТИ – ЦВЕТЫ ЖИЗНИ написано на моей любимой маленькой вилочке. На больших – З-Д ТРУД ВАЧА. Железные ножи-вилки долго пахнут. На террасе за обедом мама/бабушка под руку предупреждают:

      – Селедочный нож!

      Хорошие – ложки, особенно чайные ложечки. Они серебряные, на них клеймо с Георгием Победоносцем и фамилия САЗИКОВЪ. Такой фамилии ни у кого нет.

      У Авдотьи гостил мальчишка Маркслен Ангелов. Потому что его отец – болгарский революционер. Юрка Тихонов сразу не понял, переспросил:

      – Марк-Твен Ангелов?

      У папы на работе есть знакомый Вагап Басырович.

      Меня папа хотел назвать Виктором; мама назвала в честь Андрея Болконского. В роддоме соседка презрела:

      – Что такое деревенское имя дали?

      Сама родила. Назвала своего Вилорий. Мама съязвила:

      – Что ж вы такое церковное имя дали?

      Соседка возмущена: Вилорий – Владимир Ильич Ленин Отец Революций.

      У мамы душа в пятки.

      Мама и бабушка всегда боятся:

      – Не бери в руки – зараза!

      – Не трогай кошку – вдруг она бешеная!

      – Там собака – смотри, чтоб не тяпнула!

      – Вон идет человек – смотри, чтоб он тебя не стукнул.

      Я всматриваюсь, напрягаюсь, мокну под мышками, устаю – и спешу приткнуться к маме, бабушке, к утешительному занятию – чтобы один и в покое.

      Спокойно и интересно листать разноцветные детские книжки:

            Анна Ванна, наш отряд

            Хочет видеть поросят

            Бегемот провалился в болото

            Девочка чумазая,

            Где ты ноги так измазала?

            На Арбате в магазине

            Зубы начали болеть

            И немытый, и небритый

            Человек сказал Днепру

            Не завидуйте другому,

            Даже если он в очках

            Вот какой рассеянный

            С улицы Бассейной

            Мой знакомый крокодил

            Может, снова можно драться

            Значит, деду нужен бром

      Уютно перерисовывать в юбилейные пушкинские тетрадки маленького Пушкина и маршала Ворошилова. Он лучше всех вождей, лучше него только Сталин, самый приятный, добрый, успокоительный – неотъемлемая часть моего детства.

      – СПАСИБО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ ЗА НАШЕ СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО – я представлял себе: низкое солнце, зима, просто стоят четырехэтажные с большими окнами – как новые школы – дома́, по широкому тротуару спокойно, не торопясь идут люди, дети тащат на веревке салазки. Все это чуть-чуть под гору.

      Читать-писать меня никто не учил, все сам. В тридцать восьмом красным карандашом на первой странице нового краткого курса с нажимом вывел нестираемое ГОВНО. Папа не сразу заметил, чуть не взял на политзанятия. Пришлось нести бабушке в печку. Мне не попало, больше того, бабушка ласково:

      – Домашний вредитель.

      Ребята рассказывают, что в соседнем доме поймали шпиона. Он по ночам в ванной зашивал себе выше локтя под кожу военные тайны.

      Взрослые говорят, что на обложках моих пушкинских тетрадок в Вещем Олеге и Лукоморье – контрреволюционное. Если в численнике перевернуть Калинина вверх ногами, получится Радек. Радек сочиняет все анекдоты, его не расстреляли – а то кто будет писать передовые статьи?

      В синей красивой истории для пятого класса я нахожу на пуговице у Ленина-гимназиста четкий фашистский знак.

      Барто подталкивает:

             – Наш сосед Иван Петрович

                Видит всё всегда не так.

      Общественница из красного уголка объясняет:

      – Гофмана арестовали за то, что у него нашли фотографию Троцкого.

      Гофман – партизан-дальневосточник – держал за заборчиком пару немецких овчарок. Наши мамы его ненавидели: всегда лез