Моя обитель. Эмили Ли

все, какие знала, Эвелин тихо злобно бормотала в сжатые зубы. Лесли подбежала к воительнице и стала суетливо переминаться, слизывать струящиеся по лицу хозяйки слезы.

      – Лесли, приведи Адель, – прохрипела женщина. Собака заскулила, не решаясь оставить хозяйку. Эвелин сказала уже злее: – Приведи Адель. Скорее. Ну же… Ты же помнишь, где она живет… Знаю, что помнишь… Скорее…

      Лесли сорвалась с места и умчалась. Эвелин провожала её глазами, пока рыжая спина не растворилась в зарослях, а потом перевела взгляд на мертвого кракха. Только сейчас она увидела, что чудище упало на брюхо, мордой вниз, погребая под собой застрявший в его груди меч.

      – Твою ж мать… – процедила она сквозь зубы, ненавидя весь мир, начиная с самого главного, с Создателя.

      Она позволила ещё пару минут жалости к себе, а потом медленно, стараясь не тревожить ногу и по возможности руку, поползла к ближайшему дереву. Надо хотя бы спину защитить.

      Мучительно долго… Каждое движение отдавало пульсацией в раненой руке, утомляя, лишая сил. Эвелин не думала, что умрет от потери крови, скорее просто потеряет сознание от слабости и станет добычей очередного монстра.

      – Радостная перспектива, – вслух сказала воительница и иронично усмехнулась. – Быстрее Лесли… быстрее…

      Она отпустила свою окровавленную руку лишь на мгновение: достала кинжал из-за пояса и положила рядом с собой, а затем снова зажала рану. Первое время Эвелин цепко осматривала окружающий лес, прислушивалась, боясь пропустить приближение врага, а потом устала… Закрыла глаза лишь на мгновение и сразу же провалилась в спасительное забытье.

      – Эвелин! Ты меня слышишь? Эвелин! Очнись!

      – Неужели я всё-таки попала в рай, раз за мной прислали святошу… Да ещё какого… – ответила она своей галлюцинации, которая говорила глубоким бархатистым голосом.

      – Сколько крови, Создатель! Нужно перевязать тебя и отвести к лекарю!

      – Забавно, – пробормотала она, не открывая глаз. – Чем будешь перевязывать? Снимешь с себя рубашку, оголишь торс, разрежешь ткань на лоскутки… Это так романтично…

      – Я собирался отрезать ткань подклада пиджака, – в его голосе проскользнула насмешка.

      Послышался звук разрываемой материи. Эвелин в ужасе распахнула глаза, вдруг понимая, что ей это не привиделось, что перед ней и правда каким-то непостижимым образом сидит Джеймс.

      – Отец Джеймс! – воскликнула она.

      – Ну вот опять, – упрекнул он её, не прерывая своего занятия, – не ты ли мне каждый раз напоминаешь про возраст? Так какой же я тогда отец?

      – Святой, – глупо ответила она, всё ещё пребывая в шоке.

      – Если бы мне сейчас не было так страшно за тебя, то я счел бы шутку уместной, – серьезно сказал мужчина. – Надо снять твою куртку и перевязать рану. Рубашку оставим на месте и ничей торс оголять не будем. Ни твой, ни мой.

      – Простите, отец Джеймс, я думала, я брежу… – к глупости происходящего