Хищник цвета ночи. Татьяна Серганова

и спокойный.

      – Всё отлично, – в тон ответила ему.

      Потоптавшись у входа, я одёрнула край футболки вниз и решительно прошагала к дивану, вольготно располагаясь среди мягких подушек. Одну из которых прижала к животу, там, где клубком свернулся непонятный страх и дрожь предвкушения.

      – Изменения чувствуешь?

      – Нет.

      Разговаривать со спиной было сложно. Но так даже лучше, чем тонуть в зелени его взгляда, заикаться и сгорать от стыда.

      – Хорошо.

      За окном шёл снег. Я видела, как ветер бил белыми хлопьями по окну.

      Настоящая зима и близкий новый год. Вот только ощущения праздника не было.

      Скользнула взглядом по широким напряженным плечам, по ровной спине, замерев на мгновение на пятой точке. И неизвестно откуда взявшаяся мысль, что в домашних брюках ему было лучше, они так обтягивали его за…

      – О, чёрт, – выдохнула я, отворачиваясь и сильнее прижимая подушку к груди. Краснея от собственных мыслей.

      – В чём дело?

      Конечно, Н’Ери почувствовал изменение моего состояния, услышал проклятья и не мог не отреагировать.

      – Изменения, – с трудом выдавила из себя, изучая картину на стене. Монохромные цвета, ночной город и хай-тек.

      – Какие?

      Как же мне хотелось, чтобы Ник сейчас оставил меня в покое, дал свыкнуться с новым состоянием, но хищник отступил от окна и подошёл ближе. Я слышала каждый звук его шагов, который невероятным образом соединился с биением моего сердца. Чувствовала его тепло и задыхалась от аромата туалетной воды.

      – Острые.

      Резкий ответ и тяжелый вздох.

      Закрыть глаза и попытаться успокоиться. Прислушаться к биению сердца и не думать о том, кто находится рядом. О первобытном чёрном желании, которое поднималось изнутри, грозя затопить сознание.

      – Мне жаль, – тихо проговорил хищник, присаживаясь напротив.

      Пожала плечами, всё ещё отказываясь открывать глаза. Может, и жаль, но что это изменит. Я сама дала согласие.

      – Обычно после укуса пара проводит время в постели, закрепляя эффект, и поэтому контраст не так ярок.

      Ник. Постель. Я. Укус.

      У него вообще совесть есть? Говорить мне такое?

      – Ник, – болезненно рыкнула я, забыв о субординации и всей прочей дребедени. – Заткнись.

      – Еще не поздно продолжить начатое, Измайлова, – неожиданно заявил он.

      – Что? – открыв глаза, я упёрлась в пьянящее золото его взора.

      Совершенно бесстрастное лицо, словно маска: лживое, надменное, чужое – и на фоне этого хищный взгляд, из-за которого чёрное желание подкатывает к горлу, во рту пересыхает и хочется кричать от бессилия.

      – Никакого секса, Н’Ери, – едва шевеля губами, отвечаю ему.

      Перекрещение взглядов, голодных и тяжелых, и отступает, понимая, что я права. Это как наркотик, который затягивает в свой омут, и лучше отказаться, чем вновь и вновь оттягивать неизбежное, привыкая и сходя с ума. Потому что дальше будет только хуже. Не для него.