Зелёные Омуты. Мария Романова

его.

      Заславский всегда не понимал и презирал людей. В детстве не было худшего наказания, чем появление человека в поле зрения. Ребёнок мог часами выстраивать свой порядок вещей, пытаясь установить хотя бы подобие контроля над окружающим миром. И только он обретал покой, люди безжалостно разрушали его, выбивая почву из-под ног. Ещё хуже было, когда его пытались одеть или накормить. Действия рождали ощущения, а ощущения разрывали изнутри. Ничего не оставалось, как бесконечно кричать.

      Пытаясь унять его истошный крик, одна из нянь додумалась ему читать. Какое же облегчение он испытал, когда в куче чёрненьких значков под картинками стал видеть закономерности! Чтение стало сначала интереснейшей головоломкой, а потом, когда он разгадал её, любимым занятием. Раздражали только бившие по глазам рисунки, которыми изобиловали его книги. Тогда он стал замазывать их чёрным маркером. Разумеется, за это попадало, как и за вырывание ненужных страниц.

      Битва с чтением закончилась тогда, когда ему попались книги для взрослых. Картинки там встречались редко, текста было много, новых слов тоже. Вскоре он понял, что с книгой куда интереснее, чем с ужасно примитивными няньками.

      Говорить с людьми он не видел надобности, и лет с трёх его начали водить по врачам и логопедам. Те назначали лекарства и процедуры, но безрезультатно. Наконец ребёнку это надоело. Ближе к четырём годам он выдал родителям на одном дыхании «На смерть поэта» Лермонтова, был зачислен в гении и из позора превратился в гордость.

      Если бы его оставили в покое! Но сокровище надо было предъявить миру. В жизни появился детский сад. Частный. С индивидуальным подходом. С идеальным окружением, по мнению родителей…

      Их попросили больше не появляться через месяц. Ребёнок игнорировал взрослых, был агрессивен с детьми, не признавал правил. Тогда впервые и появилось в их жизни слово «психиатр».

      Больше всего это взбесило отца. Эрнест Заславский, владелец крупного машиностроительного бизнеса, женившись в четвёртый раз, обрёл долгожданного наследника. И тут такой поворот! Он безумно боялся огласки и решил действовать наверняка.

      Жизнь сына серьёзно осложнилась. Отец искренне полагал, что ребёнку не хватает «твёрдой руки». Мальчишку спас недюжинный интеллект. После первых же побоев он выстроил стратегию поведения – избегание. Но одно дело знать, а другое – делать. Получилось не сразу. Примириться с едой, одеждой, красками, звуками, людьми он не мог физически – они были до боли невыносимы.

      Объяснить происходящее кому-то – дохлый номер. Во-первых, его никто не слушал. Во-вторых, слова были ещё более странными, чем люди. Он знал их столько, что казалось, им не хватает места в голове, но уложить их в связные цепочки, как в книгах, получалось плохо. Памятью он обладал фотографической и мог долго и безошибочно пересказывать прочитанное. Собственная же речь была односложной и бедной, а уж о себе он и вовсе предпочитал молчать. Может ли быть по-другому, он не знал.

      Однако отец кое-чего достиг. Сын перестал закатывать истерики и кричать без видимого повода. Он ушёл внутрь себя, снова почти замолчал. Напряжение от контакта