Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи. Кларк Эштон Смит

глаза были прикованы к этим отверстиям.

      Долго ждать не пришлось, ибо свет внезапно померк и черная материя начала сочиться сквозь отверстия внутрь храма; ручейки сливались на плитах пола, и вскоре перед нами снова предстал наш преследователь.

      – Прощай, Тирув Омпаллиос! – крикнул я, собрав последние силы, и бросился к статуе Цатоггуа, который был достаточно велик, чтобы скрыть меня одного, но, к несчастью, двоим за ним было не спрятаться. Тирув Омпаллиос мог бы опередить меня в похвальном стремлении спасти свою жизнь, но я оказался проворнее. Видя, что за спиной статуи места хватит только для одного, он попрощался со мной и забрался в бронзовую чашу, единственное оставшееся укрытие в пустом храме.

      Из-за спины отвратительного божества, чьим единственным достоинством были громадное пузо и широкие ляжки, я наблюдал за чудищем. Не успел Тирув Омпаллиос скорчиться на дне трехногой чаши, как безымянная мерзость, передвигавшаяся, словно столп, покрытый сажей, приблизилась к ней. Теперь его голова изменила форму и расположение и смутно маячила посреди туловища, лишенного рук, ног и шеи. На мгновение чудище нависло над краем чаши, опираясь на сужающееся книзу подобие хвоста, а затем волной обрушилось сверху на Тирува Омпаллиоса. Казалось, все это черное туловище обратилось в одну громадную пасть.

      Не смея дышать от ужаса, я ждал, но из чаши не доносилось ни звука, ни стона. Весь трепеща, я осмелился осторожно выскользнуть из-за спины статуи и, на цыпочках миновав чашу, прокрался к двери.

      Чтобы выбраться на свободу, мне оставалось только отодвинуть засов и открыть дверь. Я понимал, что придется пошуметь, и поэтому в великом страхе медлил. Я чувствовал, что верх неблагоразумия тревожить чудище, пока оно переваривает Тирува Омпаллиоса, но если я хотел унести ноги из этого омерзительного храма, другого способа не было.

      В то мгновение, когда я наконец дернул засов, из чаши стремительно выпросталось щупальце, протянулось через весь зал и обвилось вокруг моего запястья, вцепившись в него мертвой хваткой. Никогда еще мне не доводилось дотрагиваться до чего-нибудь подобного – щупальце было невыразимо вязким, липким и холодным, а еще отвратительно мягким, словно мерзкая болотная жижа, и острым, как наточенный клинок. Оно сжималось вокруг моего запястья, засасывая его в себя, и я заорал, ибо оно впилось в мою плоть, словно тиски. В отчаянной попытке спастись я распахнул дверь и упал на пороге. Мгновение слепящей боли – и я понял, что освободился от тисков. Опустив взгляд, я увидел, что руки у меня больше нет, остался лишь странный сухой обрубок; крови было совсем мало. Обернувшись, я увидел, что щупальце свернулось и исчезло за ободом чаши вместе с моей рукой – довеском к тому, что осталось от Тирува Омпаллиоса.

      Монстр из пророчества

Предисловие

      Исчезновение никому не известного и предположительно малозначительного поэта, сколь бы удивительны или загадочны ни были обстоятельства, обычно не становится темой особого