Атаман Устя. Евгений Салиас де Турнемир

Астрахани, что ль?

      – Зачем… ближе… в Саратове он… и балует! Мне не веришь! Орлик придет, спроси.

      – Да ладно… Ну…

      – Ну, вот: что тут делать? Мне дядя Хлуд наказывал… Ты, говорит, атамана упроси, а лучше всего потолкуй с Малиной, атаман не поверит… Да и приятели они. Он Петрыня не выдаст, пока тот его с вами совсем не погубит. А ты, говорит Хлуд, потолкуй с Малиной.

      – Что ж? Коли надо – не долго. Что мне щенок. Взял топор, да и готово. Нешто мне его жаль?

      – То-то!

      – Да зря-то не люблю я… Вот что! Взять с него нечего. Обижать он меня, щенок, не станет. Как же?.. Может, ты, да Орлик, да Хлуд твой – брешете… – рассуждал Малина лениво и сонно.

      – Тебе говорю, он в Саратове на нас показывает. Дядя Хлуд говорит, что если эдак-то – месяц не прогуляем, кандалы пошлют. Петрынь сам их и приведет сюда.

      – Эвося. Дурни. Нужно? Пошлют? Они захотят и без Петрыня нас разыщут. Нешто мы гуляем по Волге. Мы, вишь, сидим. Пришел, разорил все, порубил кого, а кого увез… Ну… И все! Дурни.

      Оба замолчали.

      – Что же делать? Ты бы, что ль!.. – выговорил Ванька Черный.

      Малина зевнул.

      – Чего брехать… Когда скажете – нужно. Ну, я порешу. Долго ль? Да толк-от какой. Коли он уже продал всех.

      – То-то еще неведомо. Может, только пробует. А дядя Хлуд сказывал: если вернется да будет опять собираться в город, то тут, говорит, вы его не пущайте, а порешите. А, говорит, из-за собаки и я с вами пропаду. Он всех по именам наскажет, а воеводские всех перепишут.

      – Дурак твой Хлуд! Да и ты дурак, – лениво проговорил Малина. – Ну, не теперь накроют нас или Хлуда – через месяц, а то через год… Все одно… Все один конец. Все будете, как и я, меченые.

      – Оно, Малина, так-то так, – вздохнул Черный. – А можно и не попасться… Береженого Бог бережет.

      – Ты пробовал? – усмехнулся Малина. – Знаешь верно?

      – Чего?

      – А как Бог-то разбойника-душегуба бережет?! Э- эх, смыслишь ты… Ничего! Что ж по-твоему? Так ты и будешь всю жисть тут с Устей сидеть до скончания века и разбойничать, а на вас в городе глядеть будут. Ох, дурни! Все один, говорю, конец. Плети, клеймы, Сибирь. А там убег… Погулял и опять под плети. И опять та же все канитель… Так заведено! А тебе бы помещиком, вишь, тут всю жизнь сидеть. Тьфу вы… Дурни!..

      И Малина плюнул.

      – Так, стало, ты не хочешь? Так и скажи. Знать будем! – угрюмо проговорил Черный.

      – Чего? Петрыньку-то? Стоит толковать. Ну, как вот придет, и убью… Только с тебя аль с Хлуда пятнадцать гривен и две рубахи.

      – Да за этим он не постоит. У него, сам ты знаешь, деньги есть! – быстро и весело заговорил Черный.

      – Только уговор – держи язык за зубами. Мне с атаманом тягаться не рука. Не боюсь я его, лядащего, а негоже. Почтенье его требует. Какой ни на есть, а атаман…

      – Вестимо. Ты его зазови, что ль, куда, подале отсюда. Сочтут, что, мол, проезжие убили. Вот как Измаила.

      – А нешто нарезался? – зевнул опять Малина.

      – Да. На проезжих на двух – на дворянов… Под городом.

      – Из пистоли?

      – Из ружья.

      – Так. Они, окаянные, ныне без этого не ездят. Обучились. Держи ухо ныне востро.