Без мозгов. Оксана Иванова-Неверова

зачем? – Я ткнул в ленточки.

      – Указывают разные отделы. Нравится? – Рина Викторовна знала, что я хочу быть врачом.

      Конечно, мне нравилось. Я потянулся к банке, но Рина как-то ловко её перехватила, так что я и каркнуть не успел.

      – Оставить их я не могу, Сева. По ошибке прислали. Медколледж заказывал, а привезли почему-то нам.

      Я так и стоял с вытянутыми руками, не понимая, как так вышло, что Рина сцапала мозги быстрее меня. Моя растерянность её разжалобила.

      – Если хочешь, приходи после уроков – разрешила она. – Посмотришь остальное, пока не забрали.

      Я возликовал, потерял бдительность и брякнул:

      – А за разбитую банку… не влетит вам?

      – За какую банку? – Рина обвела взглядом кабинет, налила себе воды из графина.

      – Ну, которую Конь, то есть Миха, то есть… – Я дёрнул себя за ворот водолазки и умолк.

      Конь не в одиночку разбил то, что разбил. И банка ли это была? Могла, конечно, колба какая-нибудь хлопнуться, но я точно знал, что лабораторных в тот день ни у кого не проводили. А графин и оба стакана на подносе, как я только что убедился, остались целы. Рина заметила моё внимание к пустому графину и, мне показалось, что-то её напрягло. Она сморщилась, странно булькнула горлом и потёрла переносицу.

      – Мигрень. – Рина подошла к окну и опустила рулонные шторы.

      В кабинете резко потемнело. Я замер, чтобы не вписаться в ещё какой-нибудь пресловутый экспонат. Сама-то она налим, что ли – светочувствительных элементов в сетчатке глаза нажила?!

      – Голова из-за вас лопается, – вздохнула Рина. – Даже глаза от света болят. Где-то у меня аптечка была.

      Ринин тёмный силуэт зачем-то потянулся к шкафу. Видимо, головная боль и правда мешала Рине сосредоточиться. Потому что аптечка всегда висела возле выключателя, и все об этом знали. Я попятился к двери, чтобы впустить хоть немного света.

      Рина между тем занырнула в шкаф чуть ли не до стены. Между раскрытых дверок я видел едва белеющие в темноте подошвы холщовых туфель, которые она носила как сменку. Звякнул пузырёк, запахло чем-то резким, тяжёлым, сладко-вонючим. Я даже задумался на секунду: что, если лысизм и тупизм – не выдумки старшеклассников?

      Я скорее нащупал, чем разглядел сумку с красным крестом.

      – Вот. – Я выставил сумку перед собой, словно отпихиваясь, и одновременно толкнул ногой дверь.

      Хотел немного приоткрыть, но не рассчитал силы. Дверь шандарахнула в стену, свет затопил каморку. Бедная Рина Викторовна чуть не застонала. Она вынырнула из шкафа со страдальческим выражением на лице, машинально приложила ко лбу какую-то тряпку и уставилась на меня так, будто я паук-птицеед в процессе пожирания добычи.

      Я поскорее шлепнул аптечку на стол. Звякнули пузырьки, одновременно пиликнул мой телефон, и я понял, что опаздываю на русский. На русский опаздывать было нельзя, проблем не оберёшься. Поэтому на большой перемене я всегда ставил будильник, чтобы успеть добежать из столовки или со двора.

      Ждать я больше не мог, зачем-то поклонился