Царица поверженная. Маргарет Джордж

вкушаешь вечернюю трапезу, – говорила я себе, как строгий учитель непонятливому ученику. – Ты, не кривя душой, можешь заверить Птолемея, что отравленного хлеба на его стол не подадут никогда. Твоя страна живет в мире и процветает. Чего еще желать правителю? И у кого из царей при вступлении на престол было меньше шансов достичь этого, чем у тебя?»

      – Это мандрагора, – долетел до меня конец фразы. За столом шла беседа, а я не слышала ни слова.

      – Почему ты говоришь сама с собой? – спросил Птолемей. – Я вижу, что твои губы шевелятся. А нас ты не слушаешь!

      – У меня мысли блуждают, – призналась я. – Я словно еще на борту нашего корабля.

      Хармиона бросила на меня сочувственный взгляд. Она понимала, о чем я говорю. Это не имело отношения ни к волнам, ни к тому, что я отвыкла ходить по твердой земле.

      – Я-то думал, что ты рада убраться со старой посудины! – воскликнул брат. – Расскажи-ка им о мандрагоре и о том растении с мохнатыми цветками, что способно скрутить тебя и завязать в гордиев узел.

      – Он слишком увлекся ядовитыми растениями и совершенно не обращал внимания на целебные, – посетовала я. – Насчет гордиева узла ты сам придумал, Олимпий такого не говорил.

      – А зря! – заявил Птолемей, ковыряясь в тарелке. – Вообще-то, от всего этого я потерял аппетит.

      – Кстати, – вспомнила я, – нам нужно вернуть царских дегустаторов. По обычаю, перед тем как подать царю пищу, ее пробовали особые слуги – не отравлена ли. Работа нетрудная, но нервная. После выхода в отставку дегустаторы, как правило, предавались безудержному обжорству. В наше отсутствие эту должность во дворце упразднили, но теперь пора ввести ее заново.

      – Да, моя госпожа, – согласилась Ирас. – Многое нужно сделать теперь, когда ты вернулась домой навсегда.

      Вернулась навсегда. Но почему же мир и мое прекрасное царство кажутся мне пустыней? Я вижу перед собой людей, и все они ищут заботы, убежища или защиты. Я помогу им… И пусть они никогда не узнают, какой беззащитной чувствует себя порой их защитница.

      После ужина я попросила Мардиана прийти ко мне, чтобы поговорить с глазу на глаз. Когда он вошел в комнату, я так обрадовалась ему, что чуть не рассмеялась. Как уже отмечалось, он располнел, и в нем отчетливее угадывался евнух. Меня это не радовало, но тут уж ничего не поделать: я не могла запретить ему объедаться лакомствами – ведь он не имел иных радостей плоти и хоть чем-то должен был компенсировать тяжкое бремя управления страной, два года лежавшее на его округлившихся плечах. В отличие от множества других вельмож и чиновников, он вознаграждал себя яствами со стола своего правителя, а не деньгами из его казны.

      – Дорогой Мардиан, у меня нет слов, чтобы выразить, до чего я счастлива иметь такого помощника, как ты. Мне на редкость повезло.

      Его широкое квадратное лицо озарилось улыбкой.

      – Это ответственное поручение весьма почетно, и я с гордостью взялся за него, – промолвил он в ответ, усаживаясь на указанное мною место. – Однако твое возвращение,