Золушка. Евгений Салиас де Турнемир

же это такое? Или я ошибся?

      – Нисколько, повторяю вам! – рассмеялась графиня.

      – Что это вы с собой сделали? – произнес Монклер, не слушая графини и обращаясь к Эльзе.

      Девочка смутилась. Монклер встал из-за стола, подошел к Эльзе и протянул руку. Эльза сделала то же, но осталась с рукой в воздухе, так как артист положил свою руку ей на плечо, вовсе не предполагая здороваться. Эльза смутилась, почувствовав свой промах.

      – Vous allez me défaire tout cela![266] – выговорил Монклер строго и повертел пальцами над головой Эльзы. – Ступайте, сделайте это и приходите.

      Эльза не поняла, а только догадывалась, и графиня, заметив это, вымолвила:

      – Ступайте к Жюли, снимите эту ленту, распустите волосы, как вы их носите всегда и приходите сюда!

      Эльза снова вернулась в комнату Жюли и думала: «Как странно! Этьен был того же мнения, что не надо было прилизывать волосы и городить какой-то нелепый хвост на затылке».

      Когда она снова вернулась в столовую, Монклер обернулся со своего места, встал и вымолвили:

      – А! Вот! Нет, я не ошибся! Diable![267] … Вот глядите, – прибавил он, обращаясь ко всем, – это подтверждает то, что я говорил вам вчера, как много значит для женщин прическа и как глупо делают наши дамы, что причесываются по моде, а не так, как диктуют им их лица. Ведь ее узнать нельзя!

      Эльза, стоя шагах в трех от графини и от стола, невольно обвела всех глазами. Начав с двух детей, которых она знала давно, двух избалованных, дерзких, совершенно невежливых мальчиков, глаза ее перешли на гувернантку с красивым личиком, благодаря цвету лица, с крошечным вздернутым носиком и большими голубыми глазами, лукаво и насмешливо глядевшими на Эльзу. В этом взгляде была большая доля презрительной насмешки.

      Не выдержав этого взгляда, девочка перевела глаза на молодого виконта Камилла. Он глядел еще хуже. Его взгляд напоминал взгляд дерзкого Филиппа. Она посмотрела на графа и быстро снова перевела их на Монклера, потому что лицо шестидесятилетнего графа стало моментально ей противно. Граф показался Эльзе какой-то отвратительной куклой. В нем было что-то особенное, чего она сразу не могла понять.

      Между тем, графиня положила на поданную ей вторую тарелку кусок пирожного, нечто вроде слоеного пирога с вареньем.

      – Вы, наверное, голодны? – обратилась она к Эльзе.

      – Нет! – ответила Эльза, хотя, конечно, чувствовала себя проголодавшейся.

      Графиня приказала лакею подать блюдо, уже снятое со стола и положила на ту же тарелку котлету и несколько картофелин. А затем она поднесла тарелку к девочке.

      – Я, право, не голодна! – отозвалась Эльза.

      – Vous mentez, mon enfant![268] – вымолвила графиня, держа тарелку в протянутой руке перед Эльзой. – Говорите, ведь вы лжете?

      – Да! – отозвалась Эльза резко, как бы под влиянием насилия.

      Все за столом слегка рассмеялись, настолько был резок переход и тон голоса девочки.

      – Ну, вот берите!

      И видя, что Эльза не знает, что делать с тарелкой в руках, графиня прибавила:

      – Садитесь

266

Избавтесь от всего этого! (франц)

267

Черт! (франц)

268

Не лукавьте, дитя мое! (франц)