Френдзона. Анна Белинская

вопросительными глазами. Должно быть, ей более некомфортно, чем мне, потому что, не улавливая смысла, я хотя бы понимаю саму речь, а она вообще как в вакууме. Мне даже становится ее жаль.

      Стёпа поворачивается к своей девушке и с обаятельной ухмылкой, понизив голос, шепчет:

      – Халайла мхаке лану лайла кхам. Кэн, мотек? *

      Сара смущенно поджимает губы, но тут же испуганно вздрагивает под резкий вскрик тети Агаты:

      – Стёпа! – каркает та, возмущённо округляя глаза и краснея, как рак. – Твоя мать наполовину еврейка! И я еще помню иврит! – И выгибает бровь так же, как это сделал ее сын несколькими минутами ранее, намекая на «Тебе ли не знать?».

      – Прости, мам! – смеется Стёпа, слегка запрокинув голову.

      Я бы хотела полюбоваться смеющимся другом, но в другом месте и в иное время, а не тогда, когда Агата злобно зыркает на сына, стиснув губы в тонкую, еле заметную линию. Никто за столом не понял, о чем они трое говорили, и это напряжение коснулось всех, кроме близнецов, наяривающих, как в бездонную бочку, шашлык, и Германа, спящего у водяного распрыскивателя.

      Я не знаю, как тетя Агата отреагировала на появление Сары, я не знаю, как вообще ее приняли в доме, но то, что мамина лучшая подруга поглядывает на девушку настороженно, говорит о том, что она не в восторге. Но у Агаты своеобразный характер, и я не знаю, кем должна быть та, которая достойна ее любимого сынка. А вот дядя Леон крайне обходителен и доброжелателен, но он по своей натуре такой, кто примет даже адвентистов Седьмого дня.

      – Стёпа! – звенит голос моей мамы. Она выглядывает из-за плеча папы и растягивает губы в улыбке. Моя мама психолог, и понять, что ситуацию за столом нужно спасать, для нее не проблема. – Я еще раз хочу поздравить тебя с окончанием университета. А какую ты специализацию выбрал?

      Парень ставит один локоть на стол и разворачивается к моей маме, чтобы было удобнее иметь с ней зрительный контакт.

      – Спасибо! – Его улыбка приторная до тошноты. Он раздает ее всем, кроме меня. – Пластический хирург, – поясняет он.

      У меня челюсть падает в тарелку. Уверена, звук ее падения слышат все, потому что в ту же секунду мой бывший друг поворачивается ко мне и нахмурено смотрит мне в глаза с читаемым в его взгляде вопросом: «Что-то не так?»

      – С таким ростом? – Кажется, это мой голос.

      Ну да, совершенно точно эту несусветную чушь спросила я.

      Господи, я чувствую, как мои щеки печет!

      Теперь все присутствующие смотрят на меня, делая центром внимания. Я не люблю быть в центре внимания.

      Даже Герман поднял голову и сдвинул толстую шкуру на лоб, ментально изрекая: «Это спросила рельса длиною в 180 см?»

      Рядом куском мяса давится Сонька.

      – А что с ним снова не так? – Степан подается корпусом вперед, заставляя меня прижаться к спинке ротангового стула.

      В смысле «снова»?

      Стёпа смотрит так, что мне хочется расслабить пуговицу на джинсах. У меня скручивает живот.

      Мы говорим? У нас диалог?

      – Я…