Ведьмы поместья Муншайн. Бьянка Мараис

Квини раздается взрыв, и та бормочет сквозь зубы: «Всемилостивая Богиня…»

      Повернувшись к Персефоне, она мрачно улыбается и говорит:

      – Еще одну минуту, пожалуйста.

      Дверь снова закрывается, и Квини что-то кричит, обращаясь к другим обитательницам дома. Крик звучит приглушенно, но Персефона, большой спец в подслушивании, приставляет ухо к двери и теперь в состоянии разобрать каждое слово.

      «Зашибись! Ну что за сучки! Эта малявка донимает меня вопросами про магию и жертвоприношения, а я как идиотка стою и пудрю ей мозги. Вы не можете колдовать потише?»

      Грохот стихает, Квини тихо чертыхается (слов уже не разобрать), потом она снова открывает дверь, и на улицу выпархивает облачко розового дыма.

      – Прошу прощения, – говорит Квини. – Как я уже сказала, нет тут никакого жертвоприношения и нет никаких ведьм.

      – Но я сама слышала, что вы пытаетесь «запудрить мне мозги», пока суч…

      – Ладно, ладно! – обрывает ее Квини и опускает голову, словно в знак поражения. – Я… – Квини трет кулаком глаза. – Кто бы знал, что ты все услышишь. – Потом она бормочет себе под нос: – Ох уж эти детки, все-то они слышат, и здоровье у них крепкое. Сплошная показуха.

      – Хочу заметить, – говорит Персефона, – что никакая я не детка. Мне уже пятнадцать. – Увидев сомнение на лице Квини, девочка всплескивает руками. – Ну да, я кажусь маленькой. Из-за этого меня никто не воспринимает всерьез. Гемор сплошной.

      Теперь Квини более внимательно вглядывается в девочку:

      – Если хочешь выглядеть на свои пятнадцать, вовсе не обязательно носить одежду на три размера больше. Так поступают только малявки.

      Персефона оглядывает свое любимое красное пальто.

      – Это пальто моей мамы, между прочим. И еще терпеть не могу, когда мне диктуют, как одеваться. Женщины имеют право поступать так, как им угодно. – Она кивает в сторону балахона Квини: – Вы же носите, что хотите.

      – Туше [38], – кивает Квини, и в глазах ее сверкает искорка уважения.

      – И еще нехорошо называть друг друга сучками. Это антифеминистично.

      – И кто тут диктует, а? Кстати, насчет сучек ты неправа. – Пикировка закончена, и Квини уже разговаривает более спокойно. – Слова обладают силой, именно поэтому их надо «одомашнивать». Из оскорбительного слова можно вынуть жало, превратив его в ласкательное или даже похвалу, таким образом одержав победу над ругательством.

      Персефона скептически смотрит на нее:

      ‒Только тон у вас был не больно ласковый.

      Квини ухмыляется:

      – Ну да. А все оттого, что я сама по себе не очень ласковый человек.

      – Допустим, – кивает Персефона. Поставив собачку на землю, она засовывает руки в карманы, словно стараясь придать себе важности. – Послушайте, меня совершенно не беспокоит, что вы ведьмы.

      – Но мы не…

      – Но я же видела вчера, как ваша подруга наколдовала бурю, – говорит Персефона, повышая голос. – И, по-моему, это очень даже круто. Мне и самой

38

От франц. touche («укол») – термин, используемый в фехтовании.