Репортаж с петлей на шее. Юлиус Фучик

мной открытая дверь. Жирный эсэсовец втаскивает меня в камеру, стягивает порванную в клочья рубашку, укладывает на солому и, ощупав мое опухшее тело, приказывает сделать примочки.

      – Посмотри-ка, – говорит он другому и качает головой, – посмотри, на что там способны!

      И снова откуда-то издалека, из бесконечной далекой дали тихо звучит нежный, ласковый голос:

      – Не доживет до утра.

      Еще пять минут – и часы пробьют десять. Прекрасный теплый весенний вечер 25 апреля 1942 года.

      Глава 2

      Агония

      …Когда в глазах померкнет свет

      И дух покинет плоть…

      Двое мужчин, опустив сложенные точно в молитве руки, тяжелым, размеренным шагом ходят кругами под белыми сводами склепа и протяжными, нестройными голосами тоскливо тянут церковную песнь.

      Кто-то умер. Кто? Пробую повернуть голову. Наверное, увижу гроб с покойником, а в его изголовье – две горящие, торчащие вверх, точно указательные пальцы, свечи.

      Туда, где мрака ночи нет,

      Нас призовет Господь…

      С трудом разлепляю глаза. Никого не вижу. Никого нет – только эти двое и я. Кому же они поют отходную?

      Туда, где светится всегда

      Господняя звезда.

      Похороны. Определенно похороны. Кого же хоронят? Кого же? Здесь только эти двое… и я. Меня?! Неужели это мои похороны? Эй, послушайте, это недоразумение! Ведь я не умер – я жив! Видите, смотрю на вас, обращаюсь к вам. Прекратите! Не хороните меня!

      Сказав последнее «прости»

      Всем тем, кто дорог нам.

      Не слышат. Они что, глухие? Или я говорю слишком тихо? Или взаправду умер и им не слышен голос с того света? И я лежу тут пластом и наблюдаю за собственными похоронами? Смешно.

      Мы с упованием свой взгляд

      Подъемлем к небесам.

      Начинаю вспоминать. Кто-то с трудом поднимал меня, одевал, тащил на носилках – гулкий шаг тяжелых, кованых сапог разносился по этажам… Потом… потом ничего… Больше ничего…

      Туда, где мрака ночи нет…[3]

      Какая-то бессмыслица. Я живу. Смутно ощущаю боль, жажду. Разве мертвым хочется пить? Изо всех сил пытаюсь пошевелить рукой. Чей-то чужой, неестественный голос просит:

      – Пить!

      Наконец-то! Двое мужчин перестают ходить кругами и склоняются надо мной; один поднимает мне голову и подносит к губам кружку с водой.

      – Сынок, нужно поесть. Ты уже двое суток только пьешь да пьешь.

      Что он сказал? Уже двое суток? Какой сегодня день?

      – Понедельник.

      Понедельник. Арестовали меня в пятницу. Как тяжела голова! И как освежает вода. Спать! Дайте поспать! Капля замутила чистую водную гладь. Это родник на лугу, в горах, я знаю, в роще под Рокланом… мелкий дождь не переставая шумит в хвойном лесу… как сладко спать…

      Когда я снова просыпаюсь, уже вечер вторника. Надо мной

3

Перевод Т. Аксель и В. Чешихиной. Цит. по изд.: Фучик Ю. Репортаж с петлей на шее. – М.: Гослитиздат, 1953.