Автобиография одной итальянской семьи. Санто Версаче

Тинучча заболела перитонитом, нас с братом отправили к родственникам. Ей становилось все хуже, держалась высокая температура, и врачи ничего не смогли сделать. С ее смертью надолго угас свет, освещавший наши детские дни. По желанию отца мы совсем недавно переехали на виа деи Корреттори и оказались далеко от нашего домашнего врача. Мама очень долго переживала и твердила, что, не будь этого переезда, Тинучча, может, была бы жива. Она все время плакала, испытывая к отцу безотчетную ненависть.

      Все эти беды заставили меня быстро повзрослеть, и из мальчишки я превратился в маленького мужчину, не по годам разумного и зрелого. Со смертью Тинуччи моя участь старшего брата была решена окончательно, а характер сформировался внутри этой боли, которую я, как ни удивительно, умел преодолевать.

      С этого момента я и стал на всю жизнь старшим братом для Джанни и для Донателлы, которая появилась на свет через два года после смерти Тинуччи и вернула улыбку на лицо мамы и на наши лица. Эта волшебная малышка заняла в семье место ангела. Мы ее обожали, и с первой секунды своей жизни она стала для нас младшей сестренкой, которую всем хотелось приласкать, оградить от бед и бесконечно о ней заботиться.

      Тень Тинуччи, а затем и тень Джанни повсюду сопровождали меня, делая, может быть, излишне серьезным, даже угрюмым и очень негибким человеком в глазах многих. Во мне всегда живет бизнесмен, человек цифры. Это верно, однако за быстротой и трезвостью суждений предпринимателя всегда присутствует или, по крайней мере, должно присутствовать представление о мире, этике и моральных принципах, которые надо передать людям. Для меня ориентиром всегда служили люди просвещенные, такие как Адриано Оливетти[3]. Люди, умеющие завоевывать, но умеющие и возвращать завоеванное.

      Представление обо мне как о натуре чрезвычайно цельной, всегда полагающейся на силу, рассыпалось в прах после смерти Джанни. Осмысление всего этого стало путем долгим, трудным и очень личным. За те двадцать пять лет, что прошли с того проклятого дня, я много раз от разных людей слышал один и тот же вопрос: чего мне недостает с уходом брата? Мне недостает его гениальности, его улыбки, вдохновения, а прежде всего – его любви. Время, которое, как известно, лечит, помогло мне справиться с утратой, и теперь, когда наступили лучшие дни, мне даже удается чувствовать себя сильнее, чем раньше, словно его незримое присутствие внутри меня удвоило мои силы.

      Чего мне недостает с уходом брата? Мне недостает его гениальности, его улыбки, вдохновения, а прежде всего – его любви.

      В день прощания с Джанни в Миланском соборе, когда мы с Донателлой входили внутрь, площадь перед Дуомо была залита ослепительно-ярким летним солнцем. А внутри без устали суетились фотографы, телекамеры еле успевали поймать в кадр знакомые лица с журнальных обложек, закрытые вуалями или черными очками. За оградительной лентой толпилась публика, пришедшая посмотреть на прибывающих, словно те шли по красной дорожке кинофестиваля: Джорджо Армани, Джанфранко Феррé, Карл

3

Адриано Оливетти (1901–1960) – итальянский промышленник и меценат. Для послевоенной Италии он был тем же, кем для дореволюционной России Савва Мамонтов, Третьяковы и Алексеевы.