Ревность 2. Кристина Французова

мстительной долей злорадства. Убила бы гада собственными руками, если общество не ввело запрет на самосуд.

      Испуганное выражение лица, наглухо застёгнутые рубашки, платья с длинным рукавом посреди лета. Взгляд прятался за солнцезащитными очками, либо умело отводился в сторону, чудно́й выбор одежды объяснялся веяниями моды. Никогда не прощу себя, что не разглядела, не распознала, не насторожилась, когда всё вокруг кричало, вопило о трагедии.

      Надо же… подруга всегда столь яростно защищала своего избранника, одобряя его позицию без оговорок, у меня и в мыслях ни разу не промелькнуло, через что ей довелось проходить на самом деле. Они ведь собирались пожениться, назначили дату свадьбы, и мы с ней увлечённо подыскивали по каталогам свадебное платье. До примерки дело никак не доходило, мешало то одно, то другое и только значительно позже я поняла почему. Ссадины и синяки не удалось бы скрыть в примерочной. К прискорбному сожалению, догадаться я не успела…

      Маринка попала в больницу с обширным внутренним кровотечением, сотрясением головного мозга, разрывом селезёнки, трещинами в рёбрах, половина лица – месиво, глаз чудом не пострадал, перелом руки в двух местах. Про повсеместные, обширные ушибы и гематомы говорить без надобности. Она несколько месяцев была чёрно-фиолетового цвета. Зато после больницы разговоры о Глебе стихли, будто его и не было никогда. Подруга решительно стёрла его не только из жизни, но из воспоминаний. Однажды мы крупно повздорили, когда я поняла, что заявлять на паскудную мразь она не собиралась. Никакие крики, уговоры, стенания с заламыванием рук с моей стороны не помогали. Марина выкупила решение ценой собственного здоровья.

      Я знала, что однажды он приходил к ней в больницу. Должно быть подонок специально подгадал момент, когда я отлучилась. Но подруга наотрез отказалась поведать детали их разговора. После той встречи она сделала свой выбор, Самохин, судя по всему, был с ним полностью согласен – его больше никто не видел в нашем городе. Помню, единственный раз в жизни просила Геру найти подонка и воздать по заслугам. И меня не пугало возможное негодование и недовольство Марины. Ибо при одной мысли меня трясло и колотило так, что попадись он мне на глаза, то от нанесения тяжких телесных его бы никто не защитил. Настолько велики были ярость, запертая в клетке обстоятельств, и раздирающая нутро боль, от осознания собственного бессилия, и проедавшего меня насквозь чувства вины. Я достоверно не знала нашёл его Подольский или нет. Но однажды муж заверил, что Глеб Самохин никогда не появится в нашем городе и не потревожит покой Марины, а значит и мой. Гере я верила больше, чем себе, и поглощённая ежедневными заботами о подруге, постепенно отпустила ситуацию.

      Именно после случившегося с ней несчастья, как положено, погоревав о своей девичей наивности, Марина изменилась кардинально. Отныне она предпочитала первой использовать мужиков, преследуя единственную цель: «Регулярная половая жизнь полезна для здоровья, женского в первую очередь». Ни для чего большего,