Ревность 2. Кристина Французова

ярче зарницы, ибо я физически ощущала жар на лице. Пока поднимались на этаж, я успела изрядно известись от разнообразных догадок и предположений о теме будущей беседы.

      – Проходи, – сняв пальто и разувшись первой, направилась на кухню, включая по пути свет.

      – У тебя уютно, мне нравится.

      – В том нет моих заслуг. Квартира мне досталась с готовым ремонтом и мебелью, – пока Пётр рассаживался за кухонным столом, я насыпала в джезву ароматный порошок, добавила воды и поставила на газовую плиту. – О чём ты хотел поговорить? – задала вопрос, одновременно вытаскивая чашки из навесного шкафчика, чтобы затем расставить на столе. – Может ты голодный? Могу сделать бутерброд или что-нибудь другое.

      – Сядь, Мира.

      Загородневскому командному тону было невозможно сопротивляться. Я лишь краем сознания отметила, как мои ноги сами подошли к стулу, а попа уселась на сиденье, чтобы затем отчётливо ощутить обнажённой кожей, отсутствие белья после шалостей с Бывшим. Пётр приподнял уголок губ в едва заметной полуулыбке, видимо выражая довольствие моей покладистостью. А я чуть не провалилась этажом ниже от стыда, изумляясь собственной порочности и распущенности.

      – Ты говорила с Подольским?

      Мои глаза не должны были выглядеть испуганными, но скорей всего вышло именно так. Загороднев ведь не догадался как именно мы с Бывшим успели пообщаться? Хотя мой растрёпанный и ошалелый вид, а также зацелованные губы скорей всего поведали Петру ещё в ресторане о многом. Думалось, он вполне мог обойтись без моих нелепых отговорок и пояснений, но я ошибалась:

      – Отвечай только да или нет, Мира. Мне не нужны подробности.

      Я совершенно не понимала, чего ждать от разговора и каковы цели у Загороднева, поэтому молча кивнула.

      – Он ничего плохого не сделал? – его прицельный взгляд не отпускал, чётко отслеживая мимику, каждое шевеление мускулов на моём лице.

      – Что за ерунда? С чего ты взял, что Гера может что-то сделать? – наконец-то у меня прорезался голос.

      – Мира, только да или нет.

      – Нет, – мой ответ получился резким.

      – Он был груб или невежлив?

      Неожиданно я услышала за спиной шипение и обернулась на звук: кофейная пенка перелилась через край и заливала плиту.

      – Зараза, – сняв джезву с огня, я разлила жидкость по чашкам, стирая пролитые коричневые капли влажной салфеткой. – Петь. Я не знаю почему ты решил, что Гера может быть опасен для меня, – села обратно на стул и с наигранным спокойствием (почему я отучилась на экономическом факультете, когда следовало брать уроки актёрского мастерства? Глядишь, и развода удалось бы избежать) подняла взгляд. Серые глаза продолжали пристально изучать моё лицо. – Он не сделал ничего плохого, честно.

      «Не считая грубых слов. Но в остальным он всё также хорош, как и раньше. Очень хорош. И я не прочь повторить. Несколько раз…»

      – Ладно.

      Загороднев вроде согласился и даже будто успокоился, но тем не менее складывалось ощущение, что он мне ни на грамм не поверил.

      – Ты поэтому