Апофеоз Судьбы. Арцви Грайрович Шахбазян

судьбах близких тебе людей? Ты все прекрасно понимаешь сам.

      – Очень хочется довести дело до конца, – сказал ему Эдвин, думая о возвращении домой. – Я так тороплюсь, а ведь мы еще ничего не сделали.

      – Мы проделали большой путь. Верно, самое ответственное впереди, но то, что мы здесь, уже о чем-то говорит. Господь с нами, не стоит никуда спешить. – ответил Фабиан Сарто, скрывая волнение.

      – Хочется теплой каши, согреться и отдохнуть, а после этого можно и за дело взяться.

      – Так и сделаем. Думаю, брат Фридеман о нас позаботится. Я тоже устал от дороги. Ноги ноют с самого утра, будто за дорогу лет на десять постарел.

      – Об этом не переживайте, – сказал Фридеман. – Я устрою вас, как полагается. У меня в доме достаточно тепло. Дров заготовил на зиму еще за месяц до того, как пришли холода. А насчет еды не переживайте, как-нибудь проживем!

      – Благодарим, брат, – сказал Эдвин. – Надеюсь, мы не создадим вам больших неудобств… Вам должно быть знакомо, как живут в монастырях братья христиане. В тесноте, но в любви и благодарении. В доме Божьем всем найдется местечко, так и здесь. Впрочем, нас всего трое.

      – Это дело времени, – сказал Фабиан, на что Фридеман улыбнулся одним краешком губ.

      – Очень на это надеюсь, – отозвался Эдвин. – Иногда одолевают такие сомнения, что я места себе не нахожу. Бывает, уйду в глубь леса, потом с собаками меня не сыщешь. Совесть мучает, а может, бегу сам от себя, и нигде покоя нет.

      – Нам всем это чувство знакомо, – сказал Фридеман. – Очевидно, что никому в этой жизни не легко. Одни притворяются счастливыми, другие несчастными. И тех, и других связывает ложь.

      – И как ты справляешься? – спросил Эдвин.

      – Как-нибудь, – ответил Фридеман.

      Фабиан Сарто, глядя на Эдвина, добавил:

      – А ты хоть раз наблюдал за тем, как муха бьется в паутине? Вот, с тем же рвением мы пытаемся спастись от собственных похотей. Мечешься, а чем больше движений, тем хуже себе делаешь. Запутаешься и в подвешенном состоянии ждешь, когда паук избавит тебя от мучений. А его все нет и нет. Понимаешь, о чем я?

      – Не знаю… Можно хоть сотню раз объяснить, а от чувства этого мне жизни нет. Порой кажется, что мы, христиане, больше страдаем, чем живем. Упускаем сквозь пальцы то, за что нужно любить жизнь.

      Фабиан вновь заглянул в глаза Эдвина.

      – Ты что-то пытаешься с этим делать? Не ждешь ли паука?

      – Эх… я и не знаю, что тебе ответить, – Эдвин притих, устало мотая головой.

      – Как есть, так и отвечай.

      – Я… боюсь исповедоваться. Не помню, когда в последний раз это делал.

      – Ох, братец, а что же ты об этом молчал? Делись со мной, не нужно все держать в себе. Мы ведь друзья. Мы больше, чем друзья – мы настоящие братья.

      Эдвин, закрыв глаза, потер затылок.

      – Как мы друг другу поможем, – сказал Фабиан, – если будем зарываться в себе? Я знаю сотню людей с такой проблемой, а в мире их тысячи… Они страдают от каждого прожитого дня, вместо того, чтобы сбросить накопленную тяжесть