Солнечный луч. На пороге прошлого. Юлия Цыпленкова

на охоте сильно потрепали звери, и они непременно погибли бы, оставшись в лесу к началу ночной метели, если бы не пагчи. Они увидели раненых и принесли в свое поселение, куда прежде чужаков почти не пускали. А когда мужчины достаточно окрепли, проводили их домой.

      В домах охотников была великая радость, потому что живыми их уже не чаяли увидеть. Так что пагчи, которых поначалу встретили мрачным молчанием, домой отпустили уже с дарами и благодарностью. А потом пришли и сами охотники, и не с пустыми руками. Они принесли спасителям только что убитую дичь. После этого уже пагчи устроили праздник, и с дарами ушли тагайни. В общем, лед, похоже, начал трещать, чему мы с Танияром были несказанно рады.

      – Болит чего? – голос Сурхэм вырвал меня из размышлений.

      Улыбнувшись ей, я уселась за стол и подперла щеку ладонью.

      – Как и вчера, – ответила я. – Поясница ноет.

      – Скоро уж, – покивала головой прислужница. – Может, не пойдешь на праздник?

      – С чего бы? – фыркнула я. – Танцевать не буду. А сидеть и есть, что дома, что на поляне – разницы никакой. Но там хоть на других полюбуюсь, а тут с тоски умру. Сейчас маму привезут, и пойдем.

      – Поедет ли вещая? – усомнилась Сурхэм.

      – Прошлым летом Танияр ее обманом выманил, – усмехнулась я. – Обещал и сегодня привезти, но там уж как мама сама решит. Откажется, значится, завтра с ней увижусь. Но мне бы хотелось, чтобы приняла приглашение.

      – Могла бы и Орсун позвать, чего в священные земли ехать? – проворчала Сурхэм. – Кто за дайнанчи присмотрит, пока ты отдыхать будешь? – Я ответила пристальным взглядом и поджатыми губами, и прислужница махнула рукой: – Молчу-молчу, не ругайся. Вещая так вещая, а я своего дождусь.

      – Мимо дома назад не проедем, – смягчившись, улыбнулась я.

      – Славный дайнанчи будет, – улыбнулась в ответ Сурхэм и встала со своего места. Она повернулась ко мне спиной, и я расслышала тихое ворчанье: – Слова не скажи, сразу смотрит, как рырх голодный. Того и гляди голову откусит, будто я плохое что говорю.

      – Су-урхэ-эм, – протянула я с иронией.

      – Чего, дайнани? – Она обернулась, и я встретилась с честным, открытым взглядом.

      – Что ты там сказала?

      – Рта не раскрыла, – по-прежнему честно соврала прислужница.

      – Так молчала, что от ворот слыхать, – донесся до нас новый голос, и я радостно воскликнула:

      – Мама! Ты приехала!

      Я поднялась на ноги и поспешила ей навстречу. Шаманка тепло обняла меня, после накрыла ладонью лоб, благословляя, а затем уже и поцеловала в щеку. Первая. Я умилилась, но мама тут же махнула рукой, останавливая меня. И тогда я просто прижалась к ней и затихла ненадолго, насыщаясь чувством покоя, шедшим от Ашит.

      – Как же хорошо, что ты приехала, – сказала я и отстранилась.

      – Приехала, – ответила она. – Могла б – вперед саула побежала, лишь бы от твоего мужа избавиться. Килимом был, килимом остался, хоть и дайн. – Я рассмеялась, а мама проворчала: – Он за мной ходил.