Солнечный луч. На пороге прошлого. Юлия Цыпленкова

уже иным тоном ответила Хасиль и все-таки не удержалась: – Если бы всякие под руку не лезли, то еще лучше бы шла.

      И тут же ожила Хыну, молчавшая всё это время. Она встрепенулась и направилась к нам, но обнаружила я это, когда за спиной раздалось:

      – А ты слушай умных советов, и сама, глядишь, поумнеешь.

      – Молчи, – едва слышно шепнула я Хасиль и развернулась к скандальной советчице.

      На лице моем вновь была благожелательная улыбка. Шагнув к Хыну, я взяла ее под руку и вынудила отойти к толпе, явно желавшей тоже высказаться, но пока люди просто слушали, удовлетворяя любопытство. Мое место рядом с бывшей второй женой Архама заняла его первая и ныне единственная супруга. Эчиль что-то тихо заговорила Хасиль, но этого я уже не слушала, потому что была занята своей собеседницей.

      – Скажи мне, уважаемая Хыну, – начала я, – что здесь делают плотники?

      – Как это что? – искренне удивилась женщина. – Работают. Строят.

      – Верно, – важно кивнул один из пастухов, его имя, признаться, я попросту не знала, только род деятельности.

      – А что строят? – снова спросила я и обвела взглядом всех любопытных.

      Тагайни посмотрели на дом, после на Хасиль, а затем на Хыну, ожидая ответа. Она тоже посмотрела и на дом, и на недавнего оппонента в споре, а затем на меня.

      – Как это что? – она пожала плечами. – Дом строят. Видать, Хасиль от Илана уйти хочет, вот и выбрала новый дом.

      Я удрученно вздохнула и покачала головой.

      – Чем же тебе Хасиль не угодила, что ты ей счастья не желаешь?

      – Почему не желаю? Пусть будет счастлива, мне-то что до нее? – удивилась женщина.

      – Вот и я думаю, уважаемая Хыну, какое тебе дело до счастья Хасиль? Разве же ты слышала, чтобы она с Иланом ругалась? Живут душа в душу. За них бы порадоваться, как Отец велит, а ты напраслину возводишь, будто дурного желаешь. Нехорошо, Хыну, Отец печалится, когда в душе своих детей тьму видит.

      Она округлила глаза и всплеснула руками. Затем обернулась к народу, явно ожидая поддержку, но увидела, как иртэгенцы качают головами.

      – Нехорошо, Хыну, – снова заговорил пастух. – Не знаешь, а наговариваешь.

      – Верно, – кивнул его приятель. – Илан на Хасиль с нежностью смотрит, и Хасиль с Илана взгляда не сводит. Два дня назад видал их на курзыме. Он ей и девочкам сладостей набрал и тканей новых. А ткани-то как хороши… ой и красивые ткани у нас стали делать.

      – Да, ткани хороши, – согласились остальные. – И в Курменае таких нет. К коже приложишь, будто ласкает.

      Они говорили о тех самых тканях, какие еще прошлым летом соткал брат одной из швей. Должно быть, вы помните тот день, когда на меня было совершено покушение на курзыме, а после к стенам Иртэгена подошло объединенное войско. А как раз перед покушением мне подарили чудесное платье из той самой новой ткани. Но мы отвлеклись.

      Я с улыбкой слушала, как тагайни, уже позабыв о доме, перешли совсем к иным темам. Предсказать, куда бы людей завела праздная болтовня, было невозможно, однако узнать это мне было не суждено.

      – Так,