Бес в серебряной ловушке. Нина Ягольницер

ответ на все попытки Годелота вывести его из равновесия.

      – Вот черт… – растерянно повторил шотландец. Он, конечно, жаждал сбить с ублюдка спесь, но… вовсе не это имел в виду. Спохватившись, Годелот вскинул горлышко бурдюка.

      А тетивщик меж тем беспокойно зашевелился. Вскинул израненные руки, порываясь коснуться лица. Годелот невольно подался вперед и схватил Пеппо за локоть:

      – Не трогай, снова кровь пойдет.

      Тетивщик замер. Медленно открылись мутные от боли неподвижные глаза, прямые черные брови дрогнули, еле заметно затрепетали крылья носа – Годелот неотрывно смотрел, как оживает это удивительное лицо. Каждая черта словно просыпалась, настораживаясь, ища, осязая, стремясь уловить все то, чего не могли поведать хозяину незрячие глаза.

      А Пеппо меж тем с усилием приподнялся на локтях.

      – Позволь глоток воды, – прошелестел хриплый голос.

      Годелот молча поднес бурдюк к потрескавшимся губам, и тетивщик жадно припал к горлышку. Утолив жажду, он облегченно вздохнул и осел на землю.

      – Храни тебя бог, Мак-Рорк.

      Годелот, уже было решивший не тратить времени на удивление, вскинул брови:

      – Тебе в раю меня по имени назвали, за порог вышвырнув?

      В ответ Пеппо издал скрипучий звук, означавший, по-видимому, смех:

      – В раю меня дальше порога и не пустят. По голосу признал. Вчера хозяин расписку тебе писал, ты ему и назвался. У меня с глазами беда, но уши-то пока на месте.

      Годелот подозрительно посмотрел в перечеркнутое рубцом лицо. А ведь верно. Слепые слышат, будто нетопыри, графский доктор рассказывал.

      – Кто это тебя так изувечил? – спросил он наконец.

      Глаза тетивщика потемнели:

      – Винченцо, змей крапивный. – И тут же, словно пожалев о лишних словах, отрезал: – Да тебе что за забота? Вот, возьми за труды, прости, уж чем богат… – Поморщившись, он непослушными пальцами вынул из кармана несколько монет.

      Годелот фыркнул:

      – Совсем вы в ваших каменных берлогах вежества не знаете. Раненому глоток воды подать Христом завещано, а не Мамоной.

      Пеппо чуть недоуменно моргнул:

      – Кто это – Мамона?

      – В Писании так корысть зовется, – пояснил шотландец.

      Лицо тетивщика на миг разгладилось, но тут же снова стало непроницаемым:

      – Что ж, тогда просто благодарствуй. Помоги на ноги встать – и распрощаемся.

      Годелот покачал головой, однако промолчал и протянул Пеппо руку. Мучительно сжав зубы, тетивщик оттолкнулся от земли локтем и встал на колени. На висках выступил пот, но Пеппо с каменным упорством поднялся и, пошатываясь, выпрямился.

      Шотландец умел ценить силу духа. Выпустив подрагивающую руку, он спокойно спросил:

      – Куда ты теперь пойдешь?

      Пеппо со знакомым прищуром обернулся к Годелоту, явно собираясь сообщить тому, что это вовсе не его дело. И вдруг растерянно принюхался к ленивому утреннему ветерку:

      – Погоди,