Самый глубокий холм. Александр Ивлев

хочет приобрести, через коллекционера и аналитика к наблюдателю, у которого есть необходимое. А с утра за вами ходил человек, который мне время от времени помогает, если я по какой-то причине не могу с вами поработать сам.

      – Портфель! У него был точно такой же портфель, как у вас!

      – Это не просто “точно такой же портфель” – это тот же самый портфель. Он должен был передать его мне на проходной нашего учреждения.

      – Ну и передал бы. Я немного опоздал, потом всё равно пришел на работу.

      – Это не просто портфель. Что должно происходить с записями об изъятых событиях?

      – Так вот в чём дело! Вне портфеля они превращаются… Превращаются…

      – Никто не может сказать во что они превращаются. Такого быть не должно. Несколько раз записи наблюдений терялись и это приводило к последствиям, о которых никто не любит у нас особо распространяться. Градусники массово сходят с ума, новые идеи завладевают народами, на сцену вылазят какие-то садукеи, а нас всех лишают премии. Шутка.

      – Так что, мировая война – это следствие просранного по пьяни в кабаке портфеля?

      – Нет, портфель влияет более глубоко, но мягче. Война это техническое следствие усложнения условий работы – начиная с XVII века нас не по-детски колбасит на смене нотаций. Время от времени кто-то сверху спускает директиву по протоколам и всем приходится учить новый язык описания событий для изъятия. Цель, в общем то благородная – защитить градусников от будущего, которое у них забрали. Кто-то, где-то попадает под службу внутреннего наблюдения и вдруг выясняется, что наблюдатель расколол нотацию и может восстановить события, которых нет и уже больше не будет с его бараном. Докладывают по инстанции, приходит патч на систему безопасности и те, кто его не усвоит выпадают из обоймы.

      – И как быстро требуют перейти на новый язык?

      – Как обычно: “Вчера ещё надо”. Но реально времени дают неделю-две, не больше, а потом уж никаких поблажек. Он это если патч маленький. А бывает как в ВФР. Пока наблюдатели и аналитики корпели над спущенным сверху кодом – градусники столько голов друг другу поотрубали, что часть эксперимента чуть не закрыли.

      – ВФР?

      – Великая Французская революция. Потом, после неё, еще насколько раз радикально меняли нотации, всё равно оказывалось выгоднее, чем пускать это дело на самотёк. Начальству виднее.

      – Александр Фёдорович, вы говорили, что кроме нас есть ещё датчики?

      – Всё, от вируса до человека. Даже эпидемии бубонной чумы – всего лишь оптимизация контрольно-измерительной системы. Переход с дорогих в обслуживании систем на менее затратные. Кто-то говорит про “тех, кто под ногами”, но это наша мифология.

      – И касатки, и лемминги?

      – Все.

      – Так всё же, зачем вы подслушивали под дверью?

      – А куда вы дели бумаги, выпавшие из своего портфеля?

      – Вот в чём дело. Ваш помощник тоже обронил бумаги?

      Семён Семёнович встал и вышел из кухни. Через минуту он вернулся с мокрыми