Биология. Дина Измайлова

ольной тетради по биологии за 6-й класс)

      Тема: Муравей

      …общественное животное с тягой к кучкованию – чёрное или рыжее, покрытое твёрдым панцирем, лишь в ранней юности – белое и мягкое, как сахарная вата.

      Муравьи строят свои жилища, можно сказать, накладывают «муравьиные кучи», используя при этом хвою, обломки веточек и прочую бесхозную дрянь, возвышающуюся в результате их активной деятельности на метр и более над бренной землёй, или не возвышающуюся вовсе – в зависимости от уровня претензий каждой конкретной группы муравьев. Кроме надземной части, в любом муравейнике есть своё подземелье с превеликим множеством извилистых путей, по которым ползают взад-вперёд стада муравьёв, постоянно сталкиваясь друг с другом, и камер, где кучами валяются личинки, коконы и припасы, которыми муравьи крайне дорожат и периодически пересчитывают. Личинки муравьёв – безглазые, безногие, нежные, маленькие и совершенно беспомощные белые червячки, своими трепещущими телами безмолвно требующие постоянного внимания и тепла, которое они нередко получают в избытке, воспринимая это как должное. Муравьи часто таскают своих личинок для их же пользы из камеры в камеру, выражая таким образом свою неустанную заботу о потомстве и его будущем, связывая его со своим собственным. Достигнув определённой степени зрелости, личинки начинают ткать в целях самозащиты вокруг себя кокон, плотно завернувшись в который, превращаются внутри него в куколку – похожую очертаниями на муравья, только ещё белую и податливую, о чём никто не подозревает, пока не раздавит, что сделать совсем несложно, оттого ещё более заманчиво. Из неоплодотворённых муравьиных яиц развиваются самцы, а из оплодотворённых – в зависимости от ухода и режима питания – самки-матки или рабочие муравьи (бесплодные и бескрылые самки, которые вместо радостей жизни имеют ядовитую железу, а также способность больно кусаться и доблестно трудиться). Самки и самцы, не имеющие жала, покинув гнездо, только и умеют, что высоко летать над землёй и совокупляться, что продолжается короткий промежуток времени, о чём они, к счастью, не подозревают, поэтому весело резвятся. После брачного полёта самцы умирают, а самки спускаются с небес на землю, где, в случае большого везения, их подбирают рабочие муравьи, отгрызают им крылья и сажают глубоко в муравейник, где им находят смысл жизни в откладывании яиц, ради которых их начинают плотно кормить. В ином случае самки погибают от разочарования и голода.

      1

      Мишка, скинув футболку, джинсы, нетерпеливо взглянул на меня: «Ну, давай уже. Чего так долго?». Я валандалась с пуговками на блузке – одна, вторая, третья. Он расстегнул замочек на моей юбке, бережно подхватив её у самого пола. Я ещё возилась с кофточкой, а он уже торчал у зеркала, юбка пришлась ему в самую пору, это на мне она болталась мешком, а у Мишки красиво заструилась по бёдрам, всё-таки моя маман знает толк в одежде, юбка что надо. «А ты красивый», – сказала я, протягивая ему блузку. Он и впрямь красивый – высокий, худой, облепленный бугорками мышц, раньше он ходил в камуфляже, военизированная одежда подчёркивала его широкие плечи, худые мускулистые ноги. Но теперь свои военные шмотки он надевает, лишь выходя погулять в центр. Он исписал их антивоенными лозунгами: «Нет – войне!», «Я не хочу умирать и убивать!!!», «Остановите смерть!». Живым манифестом он фланирует взад-вперёд по самым оживлённым улицам. Волосы красные, шмотки чёрные, буквы белые, на лице яркий макияж. У него огромная потребность быть увиденным и услышанным. Его видят всегда, его видят издалека, на него оглядываются, над ним посмеиваются, его побаиваются, но слышат ли, понимают ли? Впрочем, кажется, он сам себя не всегда понимает. «Знаешь, – отозвался он, – меня бесят мои мышцы, я бы хотел быть ещё более худым, но, когда худею, мышцы проступают ещё больше». – «Да это же красиво», – возразила я. – «Да, может быть, для мужлана какого-нибудь, мне хотелось бы быть изящнее». Меня всегда удивляет его тотальное недовольство собой. Конечно, он прибабахнутый на всю голову, но физических изъянов у него нет, даже лицо чистое, ни одного прыщика.

      «Давай я тебя сфотаю без одежды, увидишь, это будет классно». Он не отвечает, он думает. Или просто молчит, сосредоточившись на созерцании себя в зеркале. Я присаживаюсь на диван, вытянув голые ноги к подлокотнику, навожу на него телефон. Он уже накрасился, губы сочным кровавым пятном выделяются на лице, волосы убраны в пучок, примостившись на столе, он закинул ногу на ногу, чёрные сетчатые колготки облегают икры, где-то он раздобыл туфли на шпильке 43-го размера.

      – Всё-таки ты извращенец, – рассмеялась я, – надо быть конченным придурком, чтобы добровольно носить шпильки. Я на выпускной приду в кроссовках.

      – А я всё думаю на выпускной прийти на шпильках и в коктейльном платьишке, не знаю, решусь ли.

      – Пожалей учителей, у них случится коллективный инфаркт.

      – Не, учителей не жалко. Им прям хочется напоследок подложить какое-нибудь дерьмо. Мы же их дерьмо хавали одиннадцать лет. Скорее, жалко родителей. Отец подумает, что это ему назло. Он даже не понимает, что я о нём вообще не думаю, когда переодеваюсь в женскую одежду.

      – Похоже, ты думаешь