Метресса Ланс. Ева Элатори

отражала истинное боевое величие воина. Волосы на голове есть – в битвах не проигрывал.

      За день людской лагерь прирос новыми путешественникам. Обозы, ожидающие переправы, уже располагались за выделенными для скота загонами. Так что я не боялась привлечь внимание, как новый человечек, в странной одежде. В общем моя одежда была удобной, аккуратной и в местном стиле. Волосы длинные. Лицо умытое, выражение я надела уверенного в себе мальчишки, который путешествует не в первый раз и не один.

      Торговля уже сворачивалась, над стоянками тянулись дымки и запахи, намекающие, что всех путешественников скоро ждет ужин. Но я успела пройтись вдоль импровизированных прилавков, рассмотреть чем народ торгует, и увидеть несколько местных монет. Монеты были разные – квадратные, круглые и овальные, увидела вместо денег несколько кабошонов, один раз в руке хорошо одетого воина увидела желтенькую монетку, почти как мое монисто. Но так как торговля подходила к концу, я не успела понять, как определяется ценность монет.

      Успела я заглянуть в кузню. Она стояла возле самого частокола. Обычный уличный навес, сложенный кирпичный горн, куча угля, рядом с кузней стоял небольшой рубленый дом, куда сейчас двое парнишек перетаскивали инструменты, рядом стоял еще один навес, загон для скота, стойло в котором топталась лохматая лошадь. Все хозяйство кузнеца было огорожено изгородью из жердей. А рядом с загоном лежала огромная лохматая серая псина, с отрезанными ушами. Я повисла на заборе из жердей, присоединившись к пятерке мальчишек, которые жадно следили за тем, как большой подкачанный парень бьет по раскаленному куску железа огромным молотом, а не менее здоровый седой мужик постукивает маленьким молоточком. Несколько раз заготовку снимали с наковальни и совали в большую глиняную емкость с жидкостью. Потом снова грели до красна в горне и снова стучали. Смотреть за этой работой можно было вечно, но солнце село, и кузнецы, в последний раз постучав заготовку, ушли в дом, на их место пришел коротко стриженный раб, и погнал нас с забора, закрывая ворота двора кузни. Я, как и мальчишки, отбежала от забора, но не ушла. Раб приташил две корзины с углем, и уселся на чурбан. Видимо горн надо топить всю ночь, чтобы он не остывал. Из дома ему и псине вынес миску подросток. Больше смотреть тут было нечего и я снова пошла бродить между стоянками, рассматривать людей, прислушиваться к говору и приглядывать, где можно поживиться едой и полезными мелочами.

      Речь была разной, какие то звуки мне были знакомы, где то я уже улавливала знакомые слова: айнур, байбап, батор, сяй. Постояла у импровизированной сцены, где сначала на струнных инструментах играли двое мужчин, и тянули какую то нудную мелодию, но что интересно публика периодически смеялась над словами. Видимо это был аналог каких то местных частушек или баллад. Я прошла от самой крепости почти до конца лагеря, в том числе туда, где только только остановились новые обозы. Никто на меня внимания не обращал. Где то почти в самом конце этого людского скопища, я вдруг уловила