Дело Саввы Морозова. АНОНИМУС

фраппированные знакомые попрекнули мануфактур-советника за то, что он так невежливо обошелся с генерал-губернатором, тот отвечал, что Сергей Александрович желал увидеть вовсе не его, Савву Морозова, а лишь его дом. И таким образом, вполне смог исполнить свое желание. К чести великого князя следует сказать, что он на Морозова не обиделся и даже вошел с ним в приятельские отношения, которые продолжались вплоть до трагической гибели генерал-губернатора от бомбы, брошенной террористом Иваном Каляевым.

      Под стать Морозову была и его жена, Зинаида Григорьевна. Начать с того хотя бы, что, прежде чем выйти за Савву Тимофеевича, она была замужем за его племянником. Однако это не помешало ей бросить первого мужа и выйти за мануфактур-советника – дело в старообрядческих семьях почти фантастическое. Впрочем, новые купцы из числа старообрядцев уже не так крепки были в вере, а некоторые и вовсе о ней не вспоминали. Тот же самый Савва Тимофеевич, как известно, говорил: «Меня гимназия научила курить и в Бога не веровать».

      Что же касается Зинаиды Григорьевны, то сия экстравагантная особа на Нижегородской ярмарке ухитрилась выйти на бал в платье, шлейф которого оказался длиннее платья царицы Александры Федоровны. Мало того, Морозова украсилась еще и брильянтовой диадемой, чрезвычайно похожей на корону, которую носила Ее Императорское Величество. Говорят, императрица было сильно задета таким поведением Морозовой, которая, как ни крути, была всего-навсего купчихой.

      Вероятно, именно осознание того, что она купчиха и, несмотря ни на какие миллионы, не сравняется с аристократами, толкало самолюбивую Зинаиду Григорьевну на разные размашистые, но дурновкусные поступки. Модный мужицкий писатель Максим Горький, близко друживший с Морозовым, рассказывал налево и направо, что будуар Зинаиды Григорьевны забит, как беличья нора, фарфором и необыкновенно дорогими китайскими безделушками. Бессмысленное тщеславие жены раздражало Морозова, однако он и сам был самолюбив. Ему не раз предлагали дворянство, но он от этой подачки отказывался. В деятельном купеческом сословии видел он достоинства не меньше, а может быть и больше, чем во всех сиятельных аристократах, вместе взятых.

      И все же положение его было странным, межеумочным. Пожалованное ему высочайшим указом звание мануфактур-советника, по виду почетное, в Табели о рангах соответствовало всего-навсего коллежскому асессору или ротмистру в кавалерии, в то время как, например, статский советник Загорский носил на себе почти генеральский чин.

      Человек не только очень богатый, но также и хорошо образованный, любивший литературу, музыку, живопись и театр, со стороны высшего света Морозов чувствовал лишь пренебрежение, сложным образом перемешанное с любопытством, которое испытывает естествоиспытатель, глядя на диковинное насекомое. С пренебрежением этим он учился бороться разными способами – от резких отповедей и язвительных замечаний в адрес недругов до ернического смирения, которое, как легко догадаться, было паче гордости.

      Сейчас,