Контролер. Андрей Деткин

скоро выяснилось, третий уровень оказался не последним. Метров через двадцать пять широкий коридор оканчивался просторной лестничной площадкой, за которой раздваивался. Одна его часть еще метров шесть тянулась по прямой, затем уводила влево, а другая пологой галтелью спускалась вправо вниз, изгибалась под 180 градусов и ныряла под площадку. Малой указал на галтель.

      Рама сразу ощутил наклон поверхности. Потянуло вперед, шаг сделался широким. От напряжения начали подрагивать руки, а ствол постепенно клонился к полу. Рама ощутил, что сердце бьется уже где-то под горлом. Палец как нерв замер на спусковом крючке и был готов в любой момент нажать. Какая только хрень не лезла в голову, одна мрачнее другой. Вспомнился звук, который он не забудет, даже когда настанет время помирать. Случилось это года четыре назад еще до того, как попал к «фазерботам». Ходил в звене Герыча. Забрели как-то на целлюлозный завод, что за путями. Перцу, которого сопровождали, край надо было попасть в пожарное депо. Насколько Рама понял, был он вовсе не ученым, а «ко′мерсом», коему почить в патоке обрыдло. «Жизни хочу настоящей ощутить, – говорил он, – которая там и водится, где бок о бок со смертью трется. Заодно пороху нюхну, себя испытаю».

      Шел он картой какого-то сталкера с птичьей кличкой, сразу и не вспомнишь. И не за трофеями вовсе, а по «историческим местам», может, брехал, скользким был тип до определенного момента. Уже на обратном пути захотел на крышу целлюлозного цеха подняться. Так сказать, широким взглядом узреть.

      Обходили огромный станок с бумажной бухтой тонн на десять. С края рулон изодрал какой-то мутант.

      Герыч шел первым за ним Рама, следом «ко′мерс», потом Флойд и замыкал Целик. За каким бесом этот вроде бы неглупый мужик, который прошел полный инструктаж, которому всю дорогу втемяшивали – след в след, кинулся за распределительный щит? Увидел, что-то ценное? Испугался?

       Прежде чем разорвать, «мясорубка» его хорошенько отжала. Звук при этом был такой, словно скручивают тугой кожаный бурдюк. Трещит, скрипит комерс, стонет натужно, будто сопротивляется аномальной силе. А потом бабах – разлетелись клочки по закоулочкам. Заглянули за щит и ничего, кроме кровавых ошметков там не увидели.

      И вот звук этот сыромятный, нет-нет, да и всплывет в памяти. Пустит мороз по коже, заставит по новой представить, как мужик  пыжится, а она его все равно крутит, не спеша, как удав добычу. И что больше за душу берет, Рама не определился: то ли натужный стон, то ли кожаный скрип.

      «А Сверчок? Нет, только не так, – говорил себе Рама, делая очередной шаг, – лучше быстро и сразу». Почему-то он больше убивался по беззащитному парню, которого пустил на заклание, чем по матерому наемнику Чилиму, который знал на что шел и под всем подписался. Рама жалел Сверчка, чувствовал вину перед ним и всерьез подумывал, если после своих  желаний еще останется запас, обязательно попросит за его, а потом за Чилима.

        Сзади слышались шаги, равномерное тихое подвывание сервоприводов, шорохи одежд. «Надо бы растянуться, опасно