На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.. А. В. Николаев

будем? – спрашивает старшина, сбычив голову и оперев кисти рук о бедра.

      – Будем! – вдруг раздается из середины строя веселый голос Мкартанянца. Никто – ни лейтенант Перский, ни старшина Бычков, ни даже сами курсанты – не предполагали, какую коварную месть изобрел этот отчаянный армянин.

      – Смирно! – с сознанием одержанной победы и вполне миролюбиво командует старшина Бычков. – С песней шагом марш!

      Тут-то и запел Мкартанянц своим звонким голосом озорную песню юнкеров-артиллеристов стародавних прадедовских времен:

      Как-то раз на полигоне

      Позднею порой

      На посту в дивизионе

      Перднул часовой.

      И сотня курсантских глоток вмиг подхватила припев:

      Раз… два…

      Горе не беда.

      Канареечка жалобно поет.

      А звонкий голос запевалы выводил уже следующие куплеты:

      Факт, конечно, маловажный

      Порча атмосфер.

      Но услышал звук протяжный

      Взводный офицер.

      Раз… два…

      Горе не беда.

      Канареечка жалобно поет.

      Разъяренный, оскорбленный,

      Взбешенный и злой,

      Он на пост дивизионный

      Прилетел стрелой.

      Как ты смел, исчадье ада,

      Мерзкий идиот!

      На посту пускать из зада

      Сероводород?

      Долго в поле раздавался

      Голос громовой.

      И со страха обосрался

      Бедный часовой.

      Сколько ни пытался старшина Бычков прекратить песню, его никто не слушал. Обретя второе дыхание, отбивая шаг и горланя припев: «Раз… два… горе не беда», рота шла бодро в идеальном строю по направлению к городу. Вот и первые дома Устюга, строй вступает в улицу, а песня не умолкает.

      Рассердился сам полковник

      И, со стула встав,

      Грозно молвил: «Гарнизонный

      Дайте мне устав».

      Прохожие от удивления разевали рты, подобного они, естественно, никогда не слыхивали. Лейтенант Перский исчез тотчас, как только рота вступила в черту города. С людьми остался старшина Бычков. А Мкартанянц между тем не унимался:

      Часового мы не вправе

      Даже обвинять:

      Запрещенья нет в уставе

      На посту вонять.

      Радости нашей нет предела, и, отбивая шаг по мостовой, мы горланим во всю мощь своих глоток:

      Раз… два…

      Горе не беда.

      Канареечка жалобно поет.

      И с тех пор в часы ночные

      Слышно в трех верстах,

      Как пердят все часовые

      На своих постах.

      И уже казалось, что все обошлось благополучно, как вдруг, подобно бронзовому изваянию конного монумента, вырастает перед нами посреди улицы фигура дежурного по гарнизону.

      – Доложить! – следует приказ.

      Бычков докладывает.

      – В комендатуру прямо! – звучит команда дежурного по гарнизону. – Рота, шагом ма-а-арш!

      С гордо поднятой