Во власти мифа. Боги, герои, чудовища. Любовь Сушко

не заметил, как стал таять воск от этого жара. Перья постепенно осыпались в воду. Когда от его крыльев ничего не осталось, он рухнул в воду и утонул. Ничего не оставалось Мастеру, как только попрощаться с ним и отправиться в одиночестве дальше.

      Но навсегда осталась память о первом полете и дерзком юноше Икаре, которому так нравилось летать.

      Парит над морем радостно Икар.

      Все вышел поднимается во тьме.

      Но воск растопит солнца дикий жар,

      И он исчезнет в призрачной волне.

      Сомкнется небо с морем в этот миг,

      Останутся лишь перья на волнах.

      И белой птицы обреченный крик.

      И над водой прозрачной тишина.

      Ифигения

      Принесенная в жертву героем героев царевна

      Все смотрела на звездное небо в пустыне миров,

      А душа улетала туда, так легко вдохновенно,

      И в безумии мать перед ним замирала без слов.

      Сколько было и ярости здесь, и немного укора,

      Только царь не заметил, тогда он спешил на войну.

      И твердила Афина, что он возвратится не скоро,

      Но вернется домой, на Елену лишь мельком взглянув.

      – О проклятье, Елена, она рождена для раздора,

      Только снова мужи, потеряв и ее, и покой,

      Дочерей приносили богиням, вернется не скоро,

      И рыдала царица: – Чтоб ты не вернулся домой.

      Победителей судят неверные гневные жены,

      Тени гневные снова пред ними отважно встают.

      Но за стенами Трои Елена опомнится скоро,

      Умирают герои, и новые в схватки идут.

      Этой девочки тень снова ночью к отцу заглянула,

      Как он там, в этом пекле, легко ли в проклятом аду?

      Он увидел ее, Агамемнон рванулся понуро,

      И Ахилл и Патрокл вновь в сражение гневно идут.

      – Ты невестою станешь, как я обещал вам, герою,

      Он погибнет сегодня, стрела Аполлона верна,

      Спит еще Агамемнон, склонилась она пред тобою,

      Принесенная в жертву, отцу оставалась верна.

      И душа улетала туда, так легко вдохновенно.

      И в безумии мать перед ним замирала без слов

      Принесенная в жертву героем героев царевна

      Все смотрела на звездное небо в пустыне миров

      Каллипсо

      Нет, Зевсу противиться будет едва ли

      Прекрасная нимфа, он знает давно,

      И только подруги ее ревновали,

      И лишь Артемида поймет все равно,

      Кто сделал Калипсо такою счастливой,

      Кто смеет к подруге ее прикоснуться,

      Богиня во мраке все ждет горделиво

      Отца, вот явился, и ей улыюнулся.

      И снова наивная нимфа хохочет,

      В объятьях оставшись всю ночь до рассвета,

      И с Зевсом могучим расстаться не хочет,

      И видит, и слышит и знает про это

      В засаде своей только тихо вздыхает,

      И знает,