Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие. Брайан Ходж

назовем их божьими трюфелями.

      Первым делом он почувствовал холод.

      А потом увидел клетки – шесть клеток, и лишь четыре из них были пустыми.

* * *

      Друг от друга у нас с Бьянкой секреты тоже имелись.

      Когда кто-нибудь показывает тебе нечто вроде той скалы в горном лесу за Часовней на камне, это нечто начинает принадлежать вам обоим. Оно становится «нашим местом», и отправиться туда в одиночку – маленькое предательство.

      Я все равно это сделала. Я подумала, что Бьянка даже сможет меня понять. В конце концов, с Греггом она туда больше не возвращалась.

      До конца лета я ездила к скале в среднем раз в неделю – этакие мини-отпуска. На высоте в несколько тысяч футов обычно было прохладнее – спасение от сухой жары внизу. Дожди шли редко, однако лето все равно выдалось самым облачным на моей памяти, как будто Земля пыталась спрятаться… и кто стал бы винить наш бедный каменный шарик? То было время великих тревог после исчезновения Европы и Альфы Центавра… хотя, если сама планета и боялась, ее обитатели просто пожали плечами. Солнца и луны – что-то вроде геноцида в Африке, явления столь далекие, что их едва замечают, каким бы чудовищным ни было случившееся.

      Что до меня – я обзавелась персональной скалой, с которой могла пообщаться; она всегда ждала меня там, в разреженном воздухе, и нам двоим пел серенады хриплый шепот ветра в соснах. Эта скала, как я начинала подозревать, помнила, как была стеной, столбами, колоннами, архитравом.

      Теперь я знала, что это за камень: конгломерат, который некоторые считают разновидностью песчаника, хотя на самом деле это не так. Песок в нем иногда присутствует, но кроме него там есть еще и мелкие камушки, и гранулы известняка, и кварц, и другие минералы – осадки трехсотмиллионнолетней давности, перемешанные и склеенные глубоким временем.

      Но как он может что-то помнить?

      Особенно такое давнее. В те времена не было никаких каменщиков. Никто не высекал колонны и не воздвигал столбы. Тогда даже динозавров еще не было. Только болота и вулканы, и мелкие теплые моря, и суша, которая из космоса выглядела совершенно не так, как сейчас. Мои Скалистые горы? Они были сном о еще не воплотившемся будущем. Это был мир без людей, идеальный и чистый. И все же…

      Он обладал воспоминаниями. Упрямыми залежами памяти.

      Как я это поняла? Не знаю. Наверное, это было скорее не понимание, а чутье, игра ума вроде той, когда Эйнштейн вообразил, как верхом на луче света подлетает к часам и видит, что время идет в обратную сторону. Но он-то знал, как развить свою мысль, а вот я понятия не имела.

      А если уж я понятия не имела, то вышедший из леса медведь – тем более.

      Медведи тихо не ходят, но он все равно оказался на поляне раньше, чем я его заметила. Черный медведь, не такой охренительно жуткий, как, скажем, йеллоустонский гризли, но все равно пугающий. Если бы он стоял на задних лапах, а не на всех четырех, то мог бы оказаться одного роста с Аттилой.

      Меня всегда предупреждали, что от медведей нельзя убегать, поэтому я замерла, и вскоре