Россиянство. Николай Максимович Сорокин

низших комедий кроется не только в структуре субъектных переживаний, но и в самом непосредственном мистицизме переживаемого; представьте, что существует ряд установленных обществом правил для субъекта, которым субъект не отдает отчёт как общественным, а потому структура того или иного юмора, затрагивающего проблему чисто-общественную, может переживаться субъектом как только личностная проблема, что будет тем более иметь смысл там, где присутствует некоторая естественная повседневность, например повседневность биологическая. Во-первых, конечно, о такой биологической реальности мы говорим как о реальности удовлетворения естественных потребностей; в них массовый человек может проявить свою индивидуальность и это есть, по сути, портал в мир смеха и чувство радости. Во-вторых, практически все ирреальности такого поведения удовлетворения потребностей находят в себе не только наличия культур, но и в пределах таких культур учения мистико-религиозного содержания. Можно сказать, что базовые потребности есть условия, реализующие естественную мифологию, под которой преображается сама реальность.

      Естество ирреального

      Учения мистико-религиозного содержания около базовых человеческих потребностей носят характер не только общекультурного наследия. Приняв, что каждое какое-то конкретное действие погружает в реальность собственного закона, мы соорганизуем пространство действия с его законодательной структурой и обретаем для себя мифологизированное пространство. В один момент окажется, что ряд обязательных действий, существующих отдельно друг от друга как действий между собой необусловленных, согласно собственным законодательным компонентам произведут синтез мифологического, в котором найдется необходимость выстроить единую традицию, чтобы естественная мифология существовала в едином культурном поле.

      Однако, теряя доступ ко всей деятельности и оставляя лишь акт удовлетворения мы начнём рассуждать о потреблении; лишив необходимое её структуры и оставив тем самым только её обезличенную самоценность мы обретаем перед собой кризис традиции, так как культурно-мифологический уклад более не имеет учреждённой связи.

      На этом этапе реальность в её подлинном виде предстаёт как комплекс обстоятельств, лишённых собственной интеграции в структуру традиции, а ирреальность, следственно, выражается в форме интегрированного в структуру традиции действия.

      “Реальный” мир, если тот не может предоставить в себе естественную ирреальность, предлагает заместить её собственным же потребительским методом, предоставив и выразив удовлетворение чувства традиционного как потребность. Понимая, что традиционное есть ритуализированная, мифологическая и систематизированная структура действия, потребление, разрешая традицию традиции, предоставляет её в качестве готовых модусов: наркотиков и игр; игры, то есть самодостаточные мифологизированные субституции отличаются от наркотиков