Что, снова в школу?. Кристина Кальчук

она на меня, а мне на минутку даже стало обидно, – ну, правда, неужели она видит и слышит только меня?! На задней парте Денисова только и делает, что чешет языком! А Орловский? Разве она не заметила, что я не сама с собой разговариваю и ещё в здравом уме?! Почему она с меня начала? Проблема в том, что я опоздала? Тогда Светке туго придется, я-то с произведением Булгакова хорошо знакома, а вот подруга этот роман не понимала, как и, впрочем, многие классические произведения.

      Поднявшись со своего места, я буквально взвизгнула, так как этот нахал, мой сосед по парте, незаметно ущипнул меня за попу!

      – Нателла! – строго посмотрела на меня Иванка.

      Ну все, Орловский, тебе хана! Хотел войны – будем воевать!

      Смеряла его с головы по пояс, – остальное было спрятано за партой, – я громко ответила: – Иван Бездомный!

      – Хорошо, тогда кому принадлежат слова: «Рукописи не горят»?

      Да неужели?! Разве ей ли не знать, что этот роман я знаю не хуже неё самой?

      – Воланду, – не вдаваясь в подробности, раздраженно ответила я.

      – Садись, – краткий приказ и ничего больше.

      Оглядев внимательно стул, я присела и ловко, так, чтобы никто не заметил, вытащила шпильку из волос. Разогнув ее, я выжидала момент.

      – Хорошо, продолжим. Может, кто мне скажет, какой цвет глаз был у Воланда?

      И, прежде чем она закончила свой вопрос, я с силой ткнула острым концом в бок так близко сидевшего Костика. Не ожидавший от меня таких действий, он подскочил, заполучив внимание Иванки.

      – Орловский, я Вас слушаю, – ожидающе встала она напротив нас.

      – Хм, – он выдал неоднозначный звук, продолжая молчать.

      Куда там! Кажется, главный претендент в мэры города оказался в тупике. Орловский перевёл свой взгляд на меня, но я игнорировала его, тихо радуясь маленькой победе.

      – Константин? – повторила учительница.

      Не выдержав, я подняла свой взгляд и столкнулась с его откровенно насмешливым взглядом.

      – Да, Иванна Фёдоровна, глаза Воланда были двух цветов – чёрный, словно ночь, и зелёный – цвет надежды, – говоря это, он смотрел в мои глаза, пытаясь прочесть в них то, что я скрывала.

      – Садись, умник, – отрезала Иванка, переводя своё внимание на других и продвигаясь между столов.

      – Придет день, и тьма развеется в твоём сердце, наполняя его надеждой! – тихо шепнул Костя мне на ухо, а я сделала вид, что не расслышала.

       Оставшееся время урока я старалась сосредоточиться на произведении, которое мы обсуждали всем классом. Оказалось это не так просто – Орловский все время пытался меня задеть то рукой, то локтем, иногда немного прильнув, одним словом, пытался задеть как мог. Нервно передергивая плечами, я выказывала ему свое отношение по поводу его закидонов, не отрывая своего взгляда от настенных часов, которые висели над классной доской. С минуты на минуту должен прозвенеть звонок на перемену. Сложив учебник и тетрадку в сумку, я буквально сорвалась с места, заслышав долгожданную трель.