Отдана Шерхану. Альбина Яблонская

была вне себя от счастья слышать этот голос. Он нашел меня, он меня не бросил. Я так и знала, я так это и знала – Богдан отыскал меня и скоро вытащит отсюда.

      – Кристина, как ты? Где ты сейчас? С тобою все хорошо?

      – Богдан, умоляю, забери меня отсюда! Прошу тебя, молю! Они издевались надо мной, меня тут… – снова плакала я, – меня тут сильно обижают… Я хочу домой. Хочу к тебе. Приди и забери меня, прошу.

      На том конце провода была заминка. Богдан прерывисто дышал в трубку, но не потому, что не хотел помочь, а потому, что попросту не мог.

      – Послушай, малыш… У меня есть знакомый адвокат…

      – Забери меня отсюда! – крикнула я истерично.

      Сутки без сна и покоя, сутки без еды, постоянно на нервах как на иголках. Я превратилась в истеричку, я медленно сходила с ума. И ждать уже не могла.

      – Хорошо-хорошо, только успокойся. Хорошо?

      – Нет, не хорошо!

      – Не паникуй, я все улажу. Тебя вытащат, обещаю.

      – Когда?! Когда он это сделает, твой адвокат?! Когда?!

      – Я ему уже все рассказал, и он пообещал, что… – сказал Богдан, а потом вдруг запнулся.

      – Пообещал что? Что он пообещал?

      – Он обещал, что это займет не больше недели.

      – Недели? – повторила я, и слезы стали монолитным комом в горле.

      Как? Как такое может быть, что даже с помощью юриста мне придется провести в тюрьме не меньше недели?

      – Кристина? Алло… Кристина…

      – Да, Богдан. Я все еще здесь.

      Сержант показывал на время, мне пора было идти. Нас этапировали – собирались отвезти в СИЗО. И звонок Богдана был моим последним шансом. Но, по-видимому, зря я так радовалась – от судьбы мне не уйти. Если помощь и будет, то она будет запоздалой.

      – Малыш, просто наберись терпения и подожди буквально пару дней. Мы подготовим ходатайство, и суд рассмотрит вариант залога. И тогда ты вернешься домой, мы снова будем вместе. Слышишь меня? – спросил Богдан с надеждой в голосе. – Ты ведь слышишь меня, да?

      – Да, я тебя слышу, – ответила я хрипло. От меня ускользал последний лучик надежды, его прощание – как приговор.

      – Я тебя люблю, малыш. Слышишь? Я тебя люблю.

      – И я тебя…

      Сержант забрал телефон и защелкнул браслеты, я опять была в наручниках и шла к остальным. Нас грузили в автобус с решетками на окнах. Назвать это свободой язык не повернется – просто новая камера, пусть и на колесах. За рулем – сержант, вдоль сидений расхаживал капитан. Он был очень зол и раздражителен. Но не просто потому, что ночь выдалась бессонной. Он чувствовал ожоги, и это его делало просто бешеным.

      Впрочем, пострадала и я.

      – Что с тобой? – заметила Кира, когда мы оказались по-соседству. – У тебя губа разбита? На щеке ссадина… – повернула она мою голову, чтобы лучше рассмотреть следы недавней беседы. – Он что, бил тебя?

      Катюша плакала – она очень устала, ей было жарко. Из еды – только грудное молоко, а у матери обезвоживание. Для ребенка это просто ад. Мне было ее очень жаль, но помочь не могла. Что я могу сделать для нее – для это бедной крохи?

      – Так-так-так… – подошел к нам капитан. –